У Серова были свои заботы в штабе руководства. Да и хотелось каждую свободную минуту отдать книге. Ему нетерпелось ее закончить, представить высшим начальникам, чтобы затем многое изменить в практике боевой учебы соединения. Серов давно жил своей работой. Порой прерывал депутатский прием в горсовете, чтобы записать какую-то внезапно возникшую мысль, порой, беседуя, скажем, с флагманским механиком о состоянии машин на «Морской державе», вдруг спрашивал его, как тот представляет себе возможность замены их механизмами, работающими на атомной энергии, и, забыв о конкретном сегодняшнем деле, долго спорил и фантазировал о будущем.
Серов посмеивался над собой: «Становлюсь одержимым».
— Собственно, я зашел к вам, Илья Потапович, — сказал он, — чтобы предупредить, что улетаю на день в Белые Скалы. «Окончательно развязываю вам руки», — мог бы добавить он.
— Вернетесь к решающим боям за Скалистый?
— Да. И буду на одном из крейсеров, участвующих в операции.
Серов достал пачку «Казбека», пошарил в кармане спички, не нашел, потянулся папиросой к трубке Панкратова и, прикурив, сказал:
— Что ж, желаю вам чувствовать себя не начальником штаба, временно заменяющим адмирала, а флотоводцем.
Панкратов насупился.
— А в чем выразится это различие?
— В чем? — у Серова заблестели глаза. — Начальник штаба будет стремиться только не отступать от принятых правил, флотоводец стремится их создавать. Именами флотоводцев называют сражения.
— Зачем вы говорите это, Кирилл Георгиевич? — Панкратов не любил ни отвлеченных рассуждений, ни красивых слов. Он был человек дела.
— Зачем? На ближайшее время хотя бы затем, чтобы обогатить панкратовским серовское, а в будущем и вам вручат соединение.
Панкратов задумался.
— А я ведь не честолюбив, Кирилл Георгиевич.
— Знаю, — Серов рассмеялся, — мы все-таки ваше честолюбие немножко разбудим...
...Светов, выйдя из каюты Панкратова, глубоко вздохнул,выругался сквозь зубы, надвинул фуражку чуть ли не на самые глаза и зашагал, ничего не видя перед собой. Такая обида была у него на сердце, что в пору было хоть головой о стенку... Хотелось хоть как-нибудь сорвать свою злость. Быстро взбегая на палубу, он едва не сбил с ног собиравшегося спускаться по трапу вниз Высотина.
— Ты что мчишься как угорелый, Игорь?
— Все плохо, Андрей, все к черту!
— Что с гобой? — Высотин посмотрел на Светова с невольно возникшей тревогой.
— Л, что тебе говорить — сытый голодного все равно не разумеет.
«Ну, кажется, никакой катастрофы не произошло, — подумал Высотин, — просто размолвка с начальством у Игоря».
— Так, может быть, и я не совсем сытый, — сказал Высотин. — Может, уразумею.
Светов взглянул на Высотина с сомнением.
«Что ему делается, Андрею... Года четыре назад действительно переживал, мучился, боролся, добился своего. А с тех пор флотская служба для него, что широкая парадная лестница».
— Твой голод, Андрей, удовлетворить легко, — сказал Светов с горечью.—Для тебя работа, как пир, что хочешь выбирай. А мне суют сухую корочку. Иду с транспортом в Белые Скалы. Гвардию в бой не пускают...
— Ах, вот оно что. — Высотин невольно улыбнулся. — Но это не так уж страшно, Игорь. Ты бы только держал хоть немного самолюбие в узде.
Высотин совсем успокоился, и именно это взбесило Светова.
— Вот, вот, улыбайся. — Он быстро закивал головой, переступая с ноги на ногу,—так я и знал: «Самолюбие», «не страшно». А ведь именно то и страшно, что начальник штаба у нас... — Свстов явно не мог подыскать нужного определения и махнул рукой...
Высотин нахмурился:
— Ты что, очумел?
— Еще бы не очуметь!.. Ну, будь здоров!—Светов рванулся, но Высотин удержал его за руку.
— Погоди! — Ему не хотелось отпускать. Светова с таким настроением. — Постой! Давай разберемся.
Светов неожиданно зло рассмеялся и, не прощаясь, побежал к трапу.
Лицо Высотина залилось краской.
«Что с ним? Видно, суждено нам ссориться всю жизнь».
...Серов недолго просидел у своего начальника штаба. Не прошло и часа, как он прибыл на расположенный в гуще леса аэродром. Командующего провожал Меркулов. На ученьях ему предстояло работать с Панкратовым, но хотелось знать мысли Серова.
— Да, да, самостоятельность, инициатива больших и малых начальников — вот, пожалуй, сейчас самое главное... — говорил командующий. Вдруг он оборвал себя, увидев двух матросов-санитаров, тащивших к самолету носилки с раненым. Рядом с носилками шел Светов. Серов хотел остановить командира «Дерзновенного», но тот, помахав рукой раненому, тут же быстро зашагал в сторону и исчез в лесу, по дороге, ведущей назад, в бухту Казацкую.
— Помните, вы советовали мне дать Светову развернуться, — сказал Серов Меркулову. — А получается пока скверно... Старшина у него ногу сломал. Начальнику штаба Светов нагрубил... Да... — командующий покачал головой.
— Я Светова мало знаю. Жаль, если в нем ошибся,— хмуро ответил Меркулов.
Вернувшись с «Дерзновенного» на «Морскую державу», Донцов прилег на койку у себя в каюте и тотчас же заснул. Молодость — молодостью, выносливость — выносливостью, а все-таки усталость берет свое. Думал подремать часок-другой, а очнулся глубокой ночью. Спать больше не хотелось. Донцов закурил. Папироса не доставила ему удовольствия: курить в полной темноте, когда не видишь дыма, даже неприятно. Он поднялся и включил свет настольной лампы. Уселся в кресло и задумался. Со дня на день его может потребовать к себе начальник политотдела. Что же скажет он Меркулову?
«Выводы, которые вы сделаете, должны быть такими, чтобы вы могли поручиться за их правильность головой, лейтенант».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174