— Все у человека хорошо: и смел, и правдив, и семьянин отличный, и даже не курит и вина в рот не берет... В книгах вот такие люди весьма легко преуспевают.
— А в жизни? — перебила Дуся.
— А в жизни им куда трудней, чем другим, — сказал Батырев.— Гибкости, уменья позаботиться о себе им не достает (это водь к лучшим качествам у пас не относят). Вот они обычно и страдают, даже бывает, жены от них уходят... по это не обязательно, — добавил Батырев и рассмеялся.
— Вы все вышучиваете и над всем смеетесь, — сказала Дуся, — как будто нарочно стараетесь казаться похуже, а когда-нибудь сами об этом пожалеете...
— Возможно. — Батырев потянулся к пепельнице и, погасив окурок, сказал небрежно: — Из всех своих знакомых хуже всего я, наверное, знаю самого себя. — Он откинулся на спинку кресла и, поглядев на Дусю, усмехнулся, подумав: «Что это я дурака валяю».
Вернулась Елена Станиславовна. За ней вошла Катя, поставила на стол поднос с чашками и кофейником. Меркулова, разлив кофе, подавая чашку Дусе, сказала:
— Вот теперь расскажите, милая, подробно о своем житье-бытье. Да и кушайте, пожалуйста, кекс, — она пододвинула Дусе вазу.
Дуся, чинно держа в руке чашку, сделав глоток, призналась:
— Живу все-таки пока плохо.
— А что значит «все-таки»? — спросил Батырев. Дуся, прежде чем ответить, подумала. Маратовы были, конечно, хорошие люди. Но Дуся все же чувствовала себя чем-то вроде домработницы. И Савва Артемьевич, и Сима, и Ваня уходили по утрам на работу, а она убирала комнату, варила обед. Не то, чтобы она не любила этого делать. Нет, скорее, наоборот. Дуся, увлекаясь, иногда даже забывала, что находится в чужом доме: украшала комнату, наводила идеальную чистоту, строила планы ремонта. Но возвращались хозяева, и Савва бросал книги на стол, какие-то папки на диван, его жена стряхивала пепел на ковер. Вся Дусина работа шла насмарку. И она не могла даже обидеться. Прошлой ночью Дуся горько расплакалась, уткнувшись в спину мирно похрапывающего мужа. Потом, рассердившись на то, что он так бесчувственно спит, ткнула его кулаком в бок.
— Проснись, Ваня.
— Что тебе? Спи. — При тусклом свете уличного фонаря видно было, как Донцов трет глаза.
— Чем так жить, лучше было и не жениться. Он поднялся и сел на кровати.
— Что ты говоришь?
— Тс-с, люди спят, — зашипела Дуся. — Не могу так больше.
— Что же я сделаю?
— Тютя ты, только спать и можешь, — она повернулась к мужу спиной.
Он попытался заговорить с ней, но Дуся молчала, стиснув зубы, назло ему и себе. Он еще поворочался немного, вздохнул и снова захрапел. Дуся не спала до утра. А утром притворилась спящей и впервые не встала проводить мужа на работу.
Она слышала, как осторожно перешептывались Маратовы и Донцов, боясь разбудить ее, и ей стало и приятно, и немного совестно. Все же она решила выдержать характер. «Пусть и Ване станет здесь жить
неуютно, тогда больше будет о своей квартире заботиться...» Дуся, почти ничего не скрывая, со слезами на глазах рассказала о своей жизни Елене Станиславовне и Батыреву.
Батырев не иронизировал, как обычно, и смотрел на нее сочувственно. А Елена Станиславовна сказала убежденно:
— Что-нибудь обязательно придумаем. — Потом заговорила с Батыревым, расспрашивая его о делах.
Дусе стало неинтересно. Она взглянула на окно. Его совсем залепил снег. Непроглядно мутной завесой, падая, неслись снежинки. Под самым карнизом, растопырив перья, жался воробей, видно, спасаясь от "ветра-Потом взгляд Дуси упал на часы. Время приближалось к обеденному. Обычно Маратов и Иван обедали на корабле, но сегодня они обещали прийти дс?мой. Забота о муже охватила ее. Да и не хотелось, чтобы Савва Артемьевич заподозрил неладное в их семье.
— Я пойду. Мне пора, — сказала Дуся, поднимаясь. Заторопился вслед за ней и Батырев. Они вместе вышли от Меркуловой, которая не удерживала их.
На улице все кружила метель. Разговаривать было трудно. Ветер и снежная пороша били в лицо. Машины на мостовой едва передвигались с включенными фарами.
«Хорошо бы сейчас — не на корабль, а в свою береговую квартиру, да вот с такой уютной хозяйкой...» — подумал Батырев. Он взял Дусю под руку и заглянул ей в лицо, но сразу почувствовал, что и жест его, и взгляд насторожили спутницу. Несколько кварталов они прошли молча. «А ведь она чертовски мила». Ему хотелось сразу же накрепко расположить Дусю к себе. Он наклонился к ней и проговорил громко:
— Хотите, Дуся, я вам на время уступлю свою комнату?
— У вас уже есть? — полуобернувшись, спросила она.
— Я получил ее сразу по приезде.
Дуся промолчала. Кое-что она слышала от мужа. «Адмиральскому сынку все само в руки дается». Ей стало снова горько за Ивана.
— Соглашайтесь. Я редко бываю на берегу, — настаивал Батырев.
— Что-что?
— Я на корабле живу больше!— пояснил Батырев, почти касаясь губами Дусиного уха.
В эту минуту она поскользнулась. Батырев подхватил ее и на секунду прижал крепко к себе.Дуся знала, что ей следовало поблагодарить спутника, но то, что она увидела в его глазах, рассердило ее.
— До свидания,— сказала она, вдруг отдергивая свою руку,— мне сюда, за угол, дальше нам не по пути.
— Я провожу. Ведь для милого друга и семь верст, говорят, не околица, — воскликнул Батырев и хотел снова взять Дусю под руку, но она отступила назад.
— Не надо.
— А как же с квартирой?
— Это, как Ваня посмотрит. Спасибо вам... —Дуся скрылась за углом. Батырев чертыхнулся. «На что она обиделась?» Он повернулся спиной к ветру. В эту минуту на него едва не наткнулся Донцов. Не поздоровавшись, он спросил:
— Скажите, это не Дуся шла с вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174