.. — Адмирал не договорил, быстро сорвал с плеча двустволку, вскинул ее, прицеливаясь.
На поляну выскочил заяц, он мчался во весь дух, втянув голову, положив длинные уши на спину.Заметив людей, зверек метнулся в сторону. Один за другим, почти сливаясь, прогремели два выстрела. Заяц перекувыркнулся и, как-то неестественно забарабанив передними лапками, уткнулся головой в снег.
Серов, закинув ружье за плечо, подбежал к убитому зверьку.
— Каков выстрел! — Он держал зайца за задние лапы. — Презентую вам русака, уважаемая Анна Ивановна. На память о том, как вы встретили типичного пожилого адмирала в нетипичных обстоятельствах.
Он протянул подошедшему Высотину русака и, обернувшись к Анне, продолжал:
— Зайчатину, прежде чем на сковородку или в духовку, рекомендую отмочить хорошенько в молоке или в уксусном растворе, затем нашпиговать салом. Знаете? Вот и хорошо... И прощайте пока!
Зеленоватый ватник Серова, его черная шапка-ушанка замелькали среди деревьев. Командующий быстро поднимался по косогору, затем скрылся из виду.
— Сколько юношеского задора еще в нем...— сказала Анна, провожая взглядом Серова.
— Да... — протянул Высотин. Он достал из кармана запасной ремешок для крепления лыж и, сделав петлю, подвесил зайца к поясу.
— Ты не устала, тебе не холодно? — спросил он, беря за руку жену.
— Нет.
— Ну, если нет, давай еще немного побегаем, скатимся вон с той сопки.
Анна, оттянув рукав свитера, поглядела на часы, «Скоро Ниночку кормить», — подумала она. Но ей было жалко, что прогулка, доставившая ей столько радости, кончится. Поколебавшись немного, она сказала:
— Хорошо... покатаемся... — И, оттолкнувшись-обеими палками, заскользила по снегу.
Поднявшись на сопку, Анна поставила ногу на камень и стала поправлять ослабевший ремень на ботинке.С высоты сопки виднелась равнина с молодыми деревцами, зарослями кустарника, со снежными наметами, между которыми петляла наезженная и потому казавшаяся желтой дорога. Небо потускнело. Пошел снег. Но эта, ничем не примечательная на первый взгляд картина-ранней зимы, которая могла бы показаться однообразной и унылой, была чем-то дорога Андрею. Он взглянул на склонившуюся Анну, и вдруг припомнилось ему другое, вьюжное зимнее утро, корабли, осыпанные снегом, стоящие у пирса, и Анна, которая пришла, чтобы сказать, что любит его — Андрея Высотина.
В тот же день по его настоянию они пошли в загс. Снег налил так густо, что прекратилось автомобильное движение. Липа, закутавшись в платок, с трудом пробирались через наметенные сугробы, с укором говорила Высотину: «Мы сумасшедшие, Андрей, право, сумасшедшие, Ведь можно было обождать неделю-другую... Нужно было приготовиться и позвать гостей, все сделать, как полагается». — «Я ничего не хочу знать, — отвечал он ей. — Ничего. Ты со мной, и я счастлив... И я совсем не благоразумный и не сдержанный, как это многим кажется. Я не могу ждать ни часа, ни минуты. Я слишком долго ждал... тебя. А гости и так будут — мои и твои друзья. Будет ли их больше или меньше — это, поверь, не отразится на нашем счастье».
Он вел Анну под руку бережно и нежно... Позади них шли Евтерев с Любашей, Наташа, Плакуша и штурман Российский. Штурман с трудом достал в оранжерее крохотный букетик альпийских фиалок, он нес цветы, бережно храня их от ветра под полой шинели.
Метель все усиливалась, она продолжалась и тогда, когда Андрей и Анна вышли из загса, и на другой день. Рано проснувшись, он услышал спокойное дыхание жены. Ее мягкие распустившиеся волосы касались его лица. Стараясь не разбудить ее, он встал с постели и подошел к окну. Оно почти все было залеплено снегом, и только посередине, словно в глубоком льдистом колодце, виднелась улица; в сугробах застряли автомобили, дворники деревянными лопатами расчищали тротуары.
...Стайка красногрудых снегирей суетливо перелетала с куста на куст. И каким бы унылым и однообразным ни был пейзаж, все, что открывалось взгляду Андрея, волновало его сегодня, во всем он замечал неяркие, скромные, но живые краски.
— Помоги же мне наконец, — сказала Анна. В ее голосе послышалось недовольство.
Андрей затянул ремень на ботинке жены. Выпрямившись, он еще раз посмотрел вдаль и увидел Серова. Адмирал возвращался к тому месту, где они с Анной сидели на пне.
— Ну, а теперь домой, — сказала устало Анна. Андрей кивнул.
Медленно падали с неба снежные хлопья. В зимней дреме никли припорошенные снегом ветви, и под ними лежали серые тени. Среди камней и на крутых кремнистых отрогах рос кустарник, высовывая из-под снега голые тонкие прутики.
Вдали показался город: очертания зданий, слившихся в одну полосу, и трубы заводов. Открылась просека с санной дорогой, безлюдной и тихой. Андрей и Анна ускорили шаг. Хорошо было идти в морозной тишине. Каждый из них словно боялся нарушить неосторожным словом то ощущение внутренней близости, которое овладело ими. Но Анна уже думала о доме. Она представила себе, что Ниночка давно проснулась, хочет есть и поэтому, наверное, капризничает, и что с ней ничего не может поделать нянька бабушка Анфуся. А Сережа бегает весь день голодный. «Напрасно мы так задержались», — упрекала она себя.
Они подошли к автобусной остановке, сняли лыжи и, дождавшись машины, поехали в город.В сизоватом от мороза воздухе все кружил и кружил снег. За стеклами автобуса мутнели проносящиеся дома с уже освещенными кое-где окнами. Чернели незастроенные пустыри, лесистые сопки откатывались вдаль. Шум многолюдных улиц доносился все явственнее. На остановках в автобус входили все новые и новые пассажиры, становилось теснее;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174