.. В заключение По-рядов прямо обвинил Николаева в трусости.
Порывисто дыша, словно поднимал невыносимый груз, Порядов протянул написанное Кипарисову. Тот прочел, и правая его бровь полезла вверх.. Ни о чем подобном ему даже слышать не приходилось. И какая доля ответственности перекладывалась на него, старпома «Державного», выступившего против своего командира! Одно дело предложить смелое решение, даже осуществить его, другое... Если Панкратов станет на сторону Николаева или, того хуже, приказ будет получен, а через пролив пройти не удастся, то в первую очередь его, Кипарисова, сурово накажут. Он, Кипарисов, будет в смешном и глупом положении. Так можно ли дать право Порядову ссылаться на себя?
— Подобных прецедентов еще не было, — сказал Кипарисов, побледнев. Порядов посмотрел на него внимательно.
— Ипполит Аркадьевич, — сказал он с болью, — поверьте, это стоит и мне.:. — он даже не договорил, не найдя подходящего слова.
— Все же... — Кипарисов колебался.
— Нельзя быть принципиальным только до какой-то безопасной границы, это, может быть, худшая беспринципность, — проговорил Порядов зло. — Ну и потом, никто не запретит мне передать своему начальнику радиограмму любого содержания, а дальше поступайте как знаете, хоть опровергайте.
Кипарисов медленно снял трубку с телефонного аппарата. Вызвал Николаева.
— Товарищ командир, капитан второго ранга Порядов просит разрешения передать начальнику политотдела радиограмму... — начал он.
— Разрешаю, разрешаю, — перебил Николаев. — Пусть передает, что хочет. Я занят с врачом. — В трубке щелкнуло. Кипарисов, пожал плечами и послал за шифровальщиком.
От эпицентра землетрясения покатились цепи водяных гор. За десятки миль был слышен их шелест. Странно, это домашнее слово «шелест», которое обычно связывается в сознании с книжными страницами или дрожанием листвы, приобрело грозный смысл. С тяжелым "шелестом надвигались океанские волны на острова и порой смывали с них все живое, в могучем шелесте волн метались пассажирские, грузовые суда, рыбачьи траулеры с обломанными мачтами и искореженными винтами. Перекликаясь, тревогой заполняя эфир, звучал «505» — сигнал бедствия с кораблей и островов.
В самих Белых Скалах, однако, все было уже спокойно. Скалы, отделявшие гавань от океана, оставались несокрушимыми. Эхо землетрясения, отзвучав, заглохло. По" внешним признакам о нем нельзя было и судить. Заводы работали, в кинотеатрах крутили новые ленты, влюбленные, притоптывая замерзшими ногами, сидели на заснеженных скамьях скверов. Только стекольщикам и печникам прибавилось дела. Все остальное стало будничной бедой, которую улаживать надо также буднично.
В салоне Серова на «Морской державе» сидели Панкратов и Меркулов. Начальник штаба докладывал командующему о принятых штабом чрезвычайных мерах.
Хмуро перечислив названия кораблей, вышедших в океан на спасение терпящих бедствие пароходов, Панкратов закончил доклад.
— Все ли возможное мы сделали? Есть ли еще какие предложения? — спросил Серов. Лицо у него было усталое, под глазами мешки, веки порой, помимо воли, смыкались.
Панкратов отрицательно покачал головой. Меркулов сосредоточенно рассматривал карту морского театра.
- Я удовлетворен, — проговорил Серов, — только
меня все беспокоит, почему до сих пор нет ничего с «Державного».
— Жду с минуты на минуту, — ответил Панкратов. Он волновался не меньше Серова. Успех Николаева для начальника штаба стал, помимо всего прочего, вопросом чести. Именно по его настоянию спасение людей со Скалистого было поручено «Державному». Командующий предпочел бы «Дерзновенный». Это было очевидно. Панкратов хорошо помнил свою фразу, решившую дело: «Товарищ адмирал, я посылаю лучший корабль с командиром, который ничем себя не запятнал и которому доверя!о безусловно. Не. доверять Николаеву — значит не доверять мне». Это звучало слишком торжественно и категорично, но у командующего не было прямых оснований отвергать предложение начальника штаба, а тем более желания обижать его. — Жду с минуты на минуту, — повторил Панкратов, — для беспокойства еще нет причин.
Серов закрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он заснул. «Нет причин... А все же Светов лучше знает те места», — думал командующий. У него все время было ощущение, что он напрасно уступил настояниям Панкратова.
Оттого, что Серов сидел с закрытыми глазами, Меркулов чувствовал себя неловко. Уйти нельзя было — командующий еще не отпустил, разговаривать с Панкратовым не хотелось.
— Кстати, как здоровье этого лейтенанта Баты-рева, который захватил мою машину? — вдруг спросил Серов.
— Он в госпитале, — ответил Панкратов. — Состояние, говорят, хорошее. А вообще безобразная история. Видите, как Светов плохо воспитывает своих офицеров. И за это я с него спрошу...—добавил начальник штаба раздраженно.
— Разберемся, во всем несколько позже разберемся, Илья Потапыч, — Серов снова закрыл глаза. Усталость все более давала о себе знать — вторые сутки командующий проводил без сна.
Меркулов в разговор не вмешивался. Он чувствовал и себя в какой-то мере причастным к судьбе Батырева. Лейтенант приехал с письмом к нему. «Я сам пригла-
шал его к себе. Машину Батырев взял не где-нибудь на улице, а у подъезда моего дома». Словом, начальник политотдела невольно чувствовал себя виновным не то в том, что не разобрался в характере лейтенанта, не то в том, что упустил его из вида... Было неприятно и перед Серовым, и перед Корнеем Васильевичем Батыревым, который просил его проследить за сыном. Все это заставляло искать какие-то оправдания проступку лейтенанта, недисциплинированностью которого он сам был возмущен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174