Батырев миновал железные порота военной гавани, охраняемые часовыми, отдал честь вышедшему из проходной будки дежурному офицеру и быстро зашагал но пирсу.
Снег празднично сиял, с хрустом сжимаясь под ногами. Чистобелые, даже будто слегка подсиненные пласты снега лежали на чугунных тумбах. Словно в белый мех оделись толстые провисшие от собственной тяжести металлические тросы-швартовые, которые тянулись низко над землей от тумб к кормовым кнехтам стоящих у стенки кораблей. Борта эсминцев, катеров и шлюпок, столбы, электрических фонарей в гавани, железные прутья ограды и стволы деревьев, росших вдоль нее, были густо залеплены снегом, сверкавшим эмалевым блеском.
Настроение у Батырева было отличное. Он нисколько не жалел о том, что так нежданно-негаданно отдал свою комнату. Сейчас он представил себе, как входят в его квартиру Донцовы, как радостно всплескивает руками Дуся, как говорит мужу, сбрасывая пальто: «И до чего же славный человек Валентин Корнеевич». Лейтенант гордился и даже немного любовался собой. Приятно быть щедрым и благородным. Когда Батырев бывал доволен собой, ему было по душе и все окружающее его. Он готов был прийти в восторг и от светящегося снега, и от бодрящего воздуха, и от четкого и стремительного рисунка словно врезанных в море и небо кораблей. С удовольствием подумал Батырев и о Меркулове, с помощью которого он был назначен на корабль—не на какую-нибудь «лайбу», а на гвардейский... И хотя с тех пор начальник политотдела о нем не вспоминал, лейтенант не был на него в обиде. «Я же строевой офицер, а не политработник, что ж ему обо мне заботиться». Честно говоря, он немного побаивался Меркулова и вовсе не стремился к встрече с этим суровым человеком.
Батыреву стало жарко от быстрой ходьбы. Он сдвинул шапку на затылок и вытащил из кармана сигареты. Мельком поглядел на зеленоватый целлофан только что купленной пачки и подумал: «Попробую «особых». Дым был душистый и сладковатый. Батырев поморщился, сплюнул и снова затянулся. Любопытство уже раззадоривало его. «Ну, ну!..» От затяжки к затяжке становилось все приятнее, легко и будто со звоном билось сердце, во всем теле появилась странная воздушность, все стало казаться возможным: «Захочу— полечу, захочу — пешком по воде пройду».
И снова его мысли вернулись к Донцовым. «Итак, Дуся всплескивает руками!.. Дуся... Ду... Дуся... Ду... Тореадор, смелее в бой!..» — вполголоса запел Батырев и тут же оборвал арию. Навстречу ему шел Меркулов. Подтянутый, стройный, в черной шинели, черной каракулевой шапке, отливающей на солнце огоньками антрацита, он показался Батыреву на фоне заснеженной белесой дали надвигающейся темной скалой. Свернуть было некуда, да и поздно. Батырев смял в пальцах сигарету, бросил ее в снег и, как положено по уставу, резко повернув вполоборота голову, лихо и четко вскинул руку к виску, приветствуя начальника политотдела.
Задумавшийся Меркулов остановился, всмотрелся и, протягивая руку, сказал:
— А, лейтенант, — он помолчал, сумрачно глядя куда-то в океан поверх головы Батырева. — А, лейтенант Батырев, — повторил Меркулов. — Ну, как вам служится на «Дерзновенном»?
— Полный порядок, товарищ капитан первого ранга,— ответил Батырев чересчур громко и возбужденно. — Служу по штурманской части... офицер электронавигационной группы... Сами знаете мое хозяйство: лаги, лоты, гирокомпасы, радиолокационные средства... вообще обязанности заурядные. Особых происшествий нет... — Батырев замолчал, потом добавил неожиданно для себя самого: — Командир пока ничем не жаловал.
Меркулов пытливо поглядел на Батырева. Бледное лицо, чуть расширенные зрачки...
— Вы не больны, лейтенант?
— Никак нет... шел быстро, курил... снег такой яркий, что режет глаза. — Он улыбнулся и прибавил:—-Но голова, честно признаться, немного горит...
— Поправьте шапку, — сказал Меркулов. Он подождал, пока Батырев надвинет шапку на лоб, и продолжал:— А что означают ваши слова: «Командир пока ничем не жаловал». Вы недовольны им, или как вас понимать?
Батырев замялся. И тогда Меркулов произнес строго:
— Однако предупреждаю, лейтенант, на требовательность нача'льства и не думайте жаловаться.
— Да нет. Просто командир со мной вообще не разговаривал.—В голосе Батырева прозвучала обида.
Он не лгал. Когда Батырев прибыл с предписанием на «Дерзновенный», его принял старший помощник. Светов в тот день был на занятиях в штабе. Старпом, ознакомившись с бумагами молодого офицера, любезно показал отведенную ему каюту и, препоручив Батырева его непосредственному начальнику штурману, занялся своими делами. В течение недели Батырев лишь мельком видел Светова. Командир «Дерзновенного» вместе с командиром электромеханической боевой части дневал и ночевал в турбинных и котельных отделениях, проводя с матросами и со старшинами учения и сове-
щания. Как Батырев узнал из разговора со штурманом, «Дерзновенный» готовился к сверхсрочной съемке с якоря.
Правда, на второй день по прибытии на корабль, перед обедом в кают-компании, Батырев представился командиру корабля. Светов коротко поговорил с ним о Москве, Ленинграде, об училище, но ведь это был не серьезный разговор, да и вскоре в него включились другие офицеры. Светов осведомился у штурмана, введен ли молодой офицер в курс дела, и, получив удовлетворительный ответ, пожелал Батыреву успеха, затем принялся за еду.
На Батырева маленький, худощавый и подвижной командир «Дерзновенного» не произвел впечатления. Да и не такого приема он ждал. Ему, признаться, хотелось установить личные взаимоотношения с командиром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174