правоте, зачем добивался отмены партактива?
— Что ж, признаюсь, ошибся: в людей не поверил.
— Это еще не все. Свой авторитет уронить боялся, испортить с командующим отношения.
— Неправда! Не об авторитете думал. О верной линии.
— Зачем тогда стал хвалить то, что хвалил Панкратов?
— Казалось, так надо, временно, для пользы дела.
— Только ли для дела? А не для себя?
— Может быть, отчасти... неосознанно.
— Светова отругал на совещании, не разобравшись в том хорошем, что он делал, докладную Донцова похоронил, на партсобрании Зысотина не поддержал, после собрания с Панкратовым порвал, а о своих сомнениях и ошибках — ни слова... И все неосознанно?
— Да. Еще раз да — неосознанно. А если и глушил в себе когда-нибудь сомнения сознательно, то тоже не думал о выгоде.
— А людей ниже себя чином считал винтиками...
Меркулову стало трудно дышать. Он поднялся и открыл стекло иллюминатора. Все, что было вдали от борта корабля, показалось серой, бесформенной пустотой. Он тяжело вздохнул. Вернулся к столу. «Пусть я ошибался, не умел ценить людей, слишком высоко ценил свое «я», давал спекулировать на этом. Но я не карьерист! Тут ты, жена, солгала, тут просчиталась! — пальцы Меркулова, зажав большой обломок карандаша, чертили по стеклу ломаные линии. — И я не юлил, а всегда старался выработать правильную государственную установку и следовал ей». Он почувствовал, что столкнулся с какими-то противоречиями, которые не мог разрешить. На стекле появился опрокинутый треугольник без основания. «Ножницы, — подумал Меркулов, — ножницы между тем, что я задумывал, и тем, что получалось?.. Ну а что же делать теперь, дальше?» Он откинулся на спинку стула. Острая боль во лбу утихла. Но голова была тяжелой, словно налитой свинцом. Как ему нужен был сейчас друг, перед которым можно было бы открыться. «Раньше была жена, — подумал Меркулов. — Была, — отозвалось глухой болью... — Но разве друг тот, кто носит маску?» Он поднялся, прошелся по каюте, как слепой, пальцами нащупал переборку у иллюминатора, медный винт, потом долго тер ладонью висок. «Меня по себе судила... с себя маску долой, а с меня кожу заживо». Друг? Не было у него близких друзей. Впрочем, был человек, обязанный ему жизнью. «Что ж, долг платежом красен». Меркулов пригладил волосы и решительно вышел из каюты. Он вошел к Вы-сотину, поздоровался, сел напротив него у стола и, не зная как начать разговор, сказал:
— Пришел к тебе как рядовой коммунист к секретарю партбюро. — Досадуя на себя, Меркулов махнул рукой и поправился: — Пришел к тебе, побратим, поделиться горем.
В первую минуту Высотин посмотрел на Меркулова удивленно и даже растерянно, потом в глазах его вспыхнула тревога.
— Что с вами, Борис Осипович?
— Запри дверь, Андрей, — сказал Меркулов, — и садись. — Он подождал, пока Высотин выполнил его просьбу, и продолжал: — Мы, кажется, с тобой ни разу по душам не говорили с тех пор, как расстались в госпитале.
— В том не моя вина! — Высотин говорил осторожно. Он еще не догадывался о том, что привело к нему Меркулова.
— Да, не твоя вина! — Меркулов задумался. Слишком долгое время ему не нужно было иного друга, кроме жены. Для того чтобы раскрыть перед Высотиным свою душу, надо было рассказать о своей жизни. На мгновенье он заколебался... «Для чего все это? Понял, что стоял перед пропастью, и довольно... Служи, молчи, проверяй сам себя. Может, уйти?» Но тут же осудил себя: «Опять берегу свое самолюбие, свое драгоценное «я»... Забыв о Высотине, он положил руки на стол и опустил на них тяжелую голову.
Склоненная седеющая голова Меркулова произвела на Высотина большее впечатление, чем все его слова.
— Ну, говори, побратим, — тихо сказал он, переходя на «ты».
Меркулов поднял голову, горько усмехнулся:
— Что ж, слушай! За тем и пришел. Расскажу тебе историю одного запутавшегося человека. А начинается мой рассказ с первых послевоенных дней... — Меркулов заговорил о том, как учился, работал на одной, другой, третьей должностях... Как прибыл в Белые Скалы, как относился к делам и людям... Его будто прорвало. Он говорил о себе так, словно безжалостно осуждал чужого, ненавистного ему человека, который стремился к собственному возвеличению. Только об Елене Станиславовне не упомянул ни словом. Не потому, что хотел утаить свое чувство к ней... Нет, просто ни на кого не хотел он списывать и доли своей вины.
— И вот пошли ошибки, Андрей, — закончил он. — И даже в правильных моих поступках будто какой-то привкус плохой. И об этом сказала мне сегодня... словом, сказал один человек, что я карьерист.—Он секунду молчал. — А я считал себя всегда настоящим коммунистом. Так что же мне дальше делать?
Высотин сначала был ошеломлен. Если поверить во все, что сейчас говорил Меркулов, допустить, что его поступки диктовались эгоистическими побуждениями, можно было отшатнуться от него. Но, как ни странно, в душе Высотина все нарастало неосознанное до конца уважение к бичующему себя Меркулову. И он понял, что сейчас Меркулов намеренно преувеличивает свои грехи.
— Ты честный человек, Борис Осипович, — сказал Высотин мягко, — я не могу тебя судить. Ты не боишься быть строгим к себе, значит, есть в тебе сила...
— Ты так считаешь? — Меркулов распрямил плечи, повернул голову к Высотину. Они встретились глазами.— Да? А все-таки ответь на мой вопрос.
Высотин задумался. Мысль, которая пришла к нему, казалась рискованной. Но она пришла к нему не впервые:
— Знаешь, Борис Осипович, — проговорил он медленно. — Вот мы привыкли повторять, что у советских людей личное и общее — неотделимы. И это чудесно. Но, понимаешь, порой люди пользуются этой формулой, чтобы прикрыть государственным эгоистическое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174