кругом сидели, стояли, смеялись и разговаривали — каждый о своем. Воскресное оживление ощущалось все больше по мере приближения к центру города.
У порога дома Высотин столкнулся лицом к лицу со Световым. Тот стоял у парадного, словно кого поджидая. Он церемонно поклонился Анне и поднес руку к фуражке, приветствуя Высотина.
— Как я рад видеть тебя, Игорь, — сказал Высотин. — Ты куда?
Светов поколебался, потом, тряхнув головой, решительно ответил:
— К тебе, Андрей, — в его словах Высотину почудилась дерзкая нотка. Однако он не обратил на нее внимания.
- Правда, ко мне? — обрадованно переспросил он.
- Ну, если так приглашаешь, передумаю.
- Нет уж! — Высотин взял Светова за руку. — Хва-тай его и ты, Лима.
Я лучше добровольно, чем добровольно-принудительно,— засмеялся Светов. — Давно, Андрей, хочу поглядеть на твое житье-бытье.
Высотин был удивлен и обрадован приходом Светова. Почти пять лет прошло с поры крупной размолвки между ними. Тогда, в 1949 году, гордого и самолюбивого Светова, смотревшего на подчиненных как на слепых исполнителей его командирской воли, единодушно осудили, и первым, кто нанес по нему удар, был его товарищ по училищу Андрей Высотин.
Конечно, трудно было ожидать, чтобы Светов, даже признав ошибочность своих взглядов, мог сразу вернуться к хорошим отношениям с Высотиным. Не такоз был его характер. Это Андрей отлично понимал и в друзья к Светову не навязывался. Он ждал часа, когда
Светов, восстановив свою добрую славу, явится к нему и скажет просто: «Кто старое помянет, тому глаз вон». Этого, однако, не случилось. Вскоре Высотин был переведен с «Державного» на новый крейсер, а полгода назад в штаб. Встречаться со Световым они стали все реже и реже и отдалились друг от друга даже больше, чем тогда, когда ссорились. В обоих постепенно угасала та потребность к взаимному общению, без которой дружба немыслима.
После женитьбы Высотин несколько раз приглашал Светова с Татьяной к себе, но они не приходили.При встречах на различных совещаниях Светов держался так подчеркнуто корректно, что уже одна эта корректность исключала товарищескую простоту в обращении. Когда же Высотин приходил на «Дерзновенный» как представитель штаба, Светов и вовсе принимал холодный, официальный тон.
«Что же случилось с Игорем?», — подумал Высотин.Светов, видимо, не был расположен к серьезному разговору. В прихожей, снимая шинель, рассказал анекдот о каком-то писателе-маринисте, спутавшем не то бак с ютом, не то камбуз с клотиком. Войдя в комнату, похвалил и мебель, и ковры, и картины на стенах. Затем стал расспрашивать Анну о детях.
Высотин подумал: «Да почему я жду чего-нибудь особенного? Погасла у него обида. Вот и пришел».Анна, извинившись, ушла в детскую.И тут лицо Светова сразу переменилось. Оживление его исчезло. Он молча подошел к пианино, поднял крышку. Провел пальцами по клавишам. Потом, не спрашивая разрешения, сел, взял несколько бурных аккордов...
Светов играл «Прелюды» Листа. Высотин вышел в спальню, сбросил лыжный костюм, надел брюки и китель и вернулся в столовую. Светов продолжал играть. Играл он не очень верно, слишком порывисто, свободно обращаясь с мелодией.
Высотин подошел к буфету, достал графин, рюмки. Обернувшись, спросил:
— Игорь, коньяк пить будешь?
— Буду. — Светов, оборвав аккорд, захлопнул крышку пианино. — Только у меня сегодня паршивое настроение.
— Вижу, садись к столу.
— Вино пить — не дрова рубить, — невесело пошутил Светов. — Где же Анна Ивановна?
— Дочку кормит. Но, я думаю, и нам с тобой есть о чем поговорить. — Высотин разрезал лимон и посыпал ломтики сахаром.
Светов поднял рюмку и вдруг спросил:
— Я в твоих глазах не походил ли порой на этакого, задорного петуха, который кстати и некстати кричит «кукареку»?
Высотин улыбнулся:
— Да как сказать, Игорь, иной раз ты действительно невпопад кукарекал — извини, что пользуюсь твоим определением. Но ведь это дело прошлое, — сказал он осторожно, ставя рюмку на стол.
— Да, прошлое. Теперь, пожалуй, прежде, чем кукарекнуть, подумаю хорошенько. — Светов нахмурился и добавил: — Только от этого не легче... — Он замолчал, теребя бахрому скатерти, будто не решаясь продолжать разговор.
— Не понимаю, Игорь. — Высотин положил ладонь на руку Светова. — А хочу понять.
Светов поднял голову. Глаза его подобрели. Он, казалось, в полной мере оценил дружеское расположение хозяина дома, однако тут же нетерпеливо высвободил гною руку из-под ладони Высотина.
Я и сам не нес понимаю, Андрей. — Он с сомнением покачал головой. Верней, кажется мне, что все понимаю, а как поступить, решить не могу. — И неожиданно закончил: — Знаешь, мне не очень хотелось и сегодня идти к тебе. Не встреть я тебя на улице, пожалуй бы, и не зашел.
Высотин полол плечами. Резкие повороты в разговоре и сам тон этого разговора не нравились ему. Он достал папиросу и закурил.
Ты не обижайся, Андрей. Странные у нас с тобой до сих пор складывались отношения. Всегда мы спорили, и всегда ты оказывался прав. Это ведь не очень приятно.
— Меня в этом винишь, Игорь?
- Я не виню, а только объясняю... Дай-ка и мне папиросу. — Он закурил. — Для самолюбия моего дружба с тобой не выгодна. — Светов вызывающе глядел на Высотина, нервно барабаня пальцами по столу. Высотин промолчал.
— Да, не выгодна, — повторил, вдруг раздражаясь, Светов. — И я даже решил сначала, что не буду к тебе ходить.
— Благо, что передумал, — заметил миролюбиво Высотин. Радостное ощущение от прогулки, от встречи со Световым все еще не покидало его. Сумерки заполняли комнату, сгущаясь до темноты в углах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174