Она любила отдыхать в Грузии, в Ликани, в закрытом
санатории ЦК возле Боржоми. Старый дворец царей Романовых в сказочно

красивом лесу, мало людей, целебная вода. Семейное прошлое будто вставал
о
перед ее черными очами.
Санаторные нравы Зинаида Андреевна не принимала. Ее возмущала
невоздержанность мужчин и особенно женщин, легко сходящихся на один веч
ер. В
этом было что-то кошачье, она брезгливо морщилась, старалась не заводит
ь
знакомств, чтобы не слышать: "Выпили коньяку, а потом..." Иногда она
пыталась пожалеть этих женщин, понять их. Но тут же с брезгливостью думал
а:
"У нас с Гариком тоже ведь немало трудностей, но ни я, ни он не стали бы вот
так..."
Игоря Ивановича она поднимет, поправит, все сделает, чтобы он стал
здоров. Другие по два и по три инфаркта переносят, а работают, хоть бы хны!

Единственный, кто ускользал из ее логики жизни, был сын. Но, с другой
стороны, сейчас у всех с детьми проблемы. Боренька вырастет, поумнеет. Есл
и
бы муж помог, почаще вмешивался, и она нервничала бы меньше. А он полагалс
я
в этом вопросе на жену. Зинаида Андреевна не раз просила всерьез занятьс
я
сыном, проявить мужской характер. Макарцев обещал, подолгу собирался,

обдумывал, пытался это сделать, откладывал. А теперь, когда он заболел, он
а
думала: "Ну вот, теперь у Игоря Ивановича больше будет времени подумать о

сыне, а мальчик станет терпимее к отцу. И все наладится".


_33. ВСЕ РАВНО Я ТЕБЯ ПОЦЕЛУЮ!_

Сироткина была уверена, что теперь, когда Ивлев, хотел он сам того или
нет, а все же принадлежит ей и хоть изредка она обретает полную власть на
д
ним, -- она успокоится. Ведь ей от него ничего не надо, а то, что было надо,
получено. Любовь до тех пор приносит состояние дискомфорта, вычитала гд
е-то
Надя, пока эта любовь не удовлетворена. А теперь, поскольку уже все было, а

ничего большего не может быть, потому что это не входило в ее планы, интере
с
к спецкору Ивлеву должен пойти на убыль. Она уже отбыла свой срок в тюрьме
у
Ивлева. Но амнистия для Нади не наступила.
Пройдет, твердо говорила она себе. Достаточно будет его видеть, хотя бы

изредка, и больше ничего. Ну, еще слышать, что он говорит, -- пусть не ей,
другим. Главное, переключиться на что-нибудь другое: ведь все позади! Но

какая-то новая власть распоряжалась теперь Надеждой. Если раньшe в мысля
х,
на работе или дома, за полночь ложась в постель, она говорила с ним, слушал
а
его, они гуляли по улицам, и этого было достаточно, то теперь во рту было
кисло, яблоко хотелось откусить еще раз. Она стыдилась, уверяла себя, что

долго играть в современную активную женщину выше ее сил. А это была не игр
а.
Останавливало ее лишь то, что это отпугнуло бы его совсем. Она
металась. С вечера говорила себе, что завтра подойдет к нему и пригласит
в
кино. Она брала билеты, но утром видела его в редакции, устремленного к
целям, содержание и глубина которых были ей непонятны или казались
второстепенными, когда между ними произошло такое. Он спорил с кем-то в

коридоре, отчаянно матерясь, и она спешила пройти мимо, хотя безо всякой

неприязни слушала эти жуткие и сочные слова. Ему было не до нее. Она убегал
а
в туалет, рвала там билеты и, спуская воду, уносившую клочки, плакала, и
потом долго стояла, глядя в окно на корпус печатного цеха, в котором гудел
и
ротационные машины, ждала, пока спадет краснота с глаз. Наконец Сироткин
а
решилась.
-- Слушай, -- весело прощебетала она, как бы случайно остановив
Вячеслава в коридоре.
-- Привет!
Ивлев глядел на нее рассеянно и ждал, что она скажет дальше. А она
задохнулась, слова смешались, легкости хватило только на одно слово.
-- Ты чего? -- удивленно спросил он.
Она сжимала кулаки. Длинные ногти впились в ладони. После паузы, такой
затянутой, она наконец вспомнила что заранее придумала сказать. Шепото
м,
медленно выдавливая слова и заставив себя опять беззаботно улыбнутьс
я,
Надежда произнесла:
-- Между прочим, я подсчитала: у меня сегодня юбилей.
-- Поздравляю? А какой?
-- Ровно три года, как мне вырезали аппендикс.
-- Надо сказать Рапу. Пусть напишет передовую.
-- Не надо. А вообще, если хочешь, можем отметить. Ну, например, сходим
в Дом журналиста... Деньги у меня есть.
-- Понимаешь... -- замялся он. -- Я ночью улетаю.
-- Куда?
-- В Новосибирск. Рап просил накатать статью секретаря обкома о
субботнике. Сам Paп в Сибирь не любит ездить -- надо же выручить старика.
-- Надолго?
-- Неделька.
-- А вечером?
-- Что -- вечером?
-- Ничего!
Надя вспыхнула, внезапно возненавидев его. Ей захотелось немедленно

резко ответить или ударить Ивлева, чтобы точка была поставлена. Но она

улыбнулась опять и ушла, стараясь шагать легко и независимо. День тянулс
я
нудно, как пленка в магнитофоне с подсевшими батареями. А вечером Сиротк
ина
взяла у Инны Светлозерской в машбюро перламутровую помаду, накрасила гу
бы и
поехала в Дом журналиста. Одна. С твердым намерением наперекор приличия
м
выпить за светлую память о своем аппендиксе.
Войти в ресторан Надя все же не решилась. Она взяла у стойки кофе и
рюмку коньяку. Сироткина высмотрела пустой столик у стены, заполненны
й
обертками от конфет. Она села спиной к проходу, чтобы никого не видеть.
После глотка коньяку стало тепло. Ивлев передумает и заедет сюда перед

отлетом на полчаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200