Как из МУРа друг позвонил, прямо к вам.
-- Одобряю! Не будем бить по воде, чтобы круги разбегались...
-- Понял, Степан Трофимыч...
Оставшись один, Ягубов почесал подбородок и подошел к окну. Он
приблизил лицо к стеклу -- из форточки проникал холод и помогал успокоить
ся.
То, что произошло, нельзя было предвидеть. Не везет! Эх, как не везет Игорю

Иванычу! И с инфарктом, и с ребенком! Остается надеяться, что наверху это

так и поймут.
А с другой стороны, ведь будут и люди менее сентиментальные, которые
решат, что предвидеть было можно. Кандидат в члены ЦК мог серьезнее
отнестись к воспитанию сына. Он давно от рук отбился, Игорь Иванович сам н
е
раз жаловался. Беда бедой, а вина виной. И тогда в Большом доме посмотрят н
а
ситуацию по-иному.
Инфаркт? Не хочется думать, но будем объективны: образ жизни Игоря
Ивановича не был идеальным. Физзарядку, говорил, он всю жизнь собирался

делать. А после как-то сказал, что станет ее делать, когда отвезут его на
Новодевичье кладбище: будет вставать пораньше, когда нет экскурсий, и бе
гать
вокруг собственной могилы. В наших условиях, учитывая напряженность

партийной работы, отсутствие крепкого здоровья -- существенный недоста
ток.
Такой работник может быть заменен с пользой для дела.
Будут смотреть, распространялся ли макарцевский стиль на коллектив. И

придется честно сказать: есть разболтанность, отсутствие оперативнос
ти,
расшатана дисциплина. В таких условиях и политическая бдительность усы
плена.
А где есть сырость, там будет плесень. Сегодня это беспокоит его, Ягубова,

завтра -- горком, послезавтра заговорят в Большом доме. Случай с сыном
Макарцева -- тревожный сигнал, и мы ошибемся, если не сделаем оргвыводов.

Это будет и в интересах самого Игоря Ивановича.


_40. И НЕ ХОЧЕШЬ ВОРЧАТЬ, А ПРИХОДИТСЯ_

В то время, когда Зинаида Андреевна выходила из проходной МУРа,
Раппопорт проснулся. Он проснулся на два часа раньше, чем обычно, долго

стонал, сопел и кряхтел, пока поднялся. А поднявшись, полчаса бродил
полуодетый по комнате и кухне, бурчал под нос, что эта власть не дает ему

покоя даже во сне. При всем при том он приплелся в редакцию на полтора час
а
раньше обычного.
Здание "Трудовой правды" было построено в начале тридцатых годов, когда

еще существовал в московской архитектуре конструктивизм и влияние Кор
бюзье.
Поэтому спустя треть века дом выглядел современнее, чем корпуса
послевоенного сталинского барокко. Сперва Раппопорт собирался сразу в
зять у
вахтерши внизу ключ от приемной редактора. За взятый ключ надо было
расписаться в журнале. Конечно, можно было вписать любую фамилию, но вахт
ер
мог позже вспомнить -- а это в планы Якова Марковича не входило. Поэтому он

просто глянул на часы, поднялся к себе и стал ждать.
-- Уже сидишь? А я смотрю -- не заперто. Убирать иль не надо?
Маша, грузная баба в черном халате, приспущенных чулках в резиночку и
мужских ботинках, ожидая ответа, стояла в дверях с ведром и тряпкой.
Сотрудники редакции были уверены, что уборщица больше пачкает, чем убир
ает,
и звали ее не иначе как тетя Мараша. Происхождение клички было связано с

термином "марашка"1.
-- Убрать, обязательно убрать, тетя Мараша, -- сказал Яков Маркович. --
У меня тут грязи полно!
-- Пили, небось, опять? Бутылки есть? Погодите, сообщу на вас!
Регулярная выручка от собранных бутылок была серьезным довеском к
скромной зарплате Маши, и, ворча, что люди пьют, она хотела бы, чтобы пили
больше.
-- Может, и есть, поищи, -- подыграл Раппопорт. -- Я уйду, мешать не
буду...
Лифт поднял Якова Марковича в коридор, где была приемная редактора.
Дверь в приемную стояла открытой. Сперва уборщица проходила по всем
коридорам со связкой ключей, отворяла все двери редакции (кроме опечатан
ных,
конечно), опоражняла мусорные корзины, ссыпая их содержимое в большие

бумажные мешки из-под почтовой корреспонденции, и только потом мокрой

тряпкой, намотанной на щетку, протирала паркетные полы. Паркет от этого б
ыл
грязно-серого цвета, трескался, но Маше протирать было удобнее, чем
натирать. Опечатанные комнаты она убирала днем, в присутствии ответстве
нных
лиц.
Оглянувшись, Яков Маркович вошел в приемную. В ней было непривычно
тихо. Стулья и кресла, расставленные вдоль стен для посетителей, пустова
ли,
молчали телефоны. Уродливо торчал желтый тамбур с дверью, обитой
темно-красным дерматином: на двери -- черная стеклянная планка с надписью
:
"Макарцев Игорь Иванович".
Не теряя времени, Тавров отворил в столе Локотковой дверцу левой
тумбочки, которая не запиралась. В тумбочке верхние ящики были заполнен
ы
пачками бумаги, бланков, конвертов. В нижем ящике стояли туфли Анны
Семеновны, в которые она переобувалась утром, мыльница, ножницы, отвертк
а,
флакончик с лаком для ногтей, крем для рук, пачка чаю. Позади всего этого,

под старым журналом мод "Силуэт", лежала коробочка скрепок. Яков Маркови
ч
выдвинул пальцем коробку. Вместо скрепок в ней (и об этом знали все
сотрудники редакции, которым приходилось дежурить) лежал ключ. Кабинет
Маша
убирала уже при Анне Семеновне.
Шторы в кабинете Макарцева были задернуты, и стоял полумрак. Яков
Маркович медленно обошел вокруг большой редакторский стол и сел в кресл
о. Он
выдвинул средний ящик, заглянул в глубину, стал осторожно приподнимат
ь
бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200