-- Я в газете недавно. Вижу,
с трудовой дисциплиной плохо, а мне говорят: тут дело творческое -- гайки

завинтишь -- люди перестанут писать. И такие разговоры имеются у руководс
тва
газеты, вот что странно!
-- Не совсем понял, какая связь?.. -- проговорил Похлебаев.
-- Прямая! Скажем, во всех номерных учреждениях инженеры обязаны в
конце рабочего дня сложить свои записи и чертежи в чемоданчики с номера
ми и
сдать в спецотдел. Записи в мусор бросать запрещено. А в редакции что? Мне,

конечно, положено выборочно проверять столы и содержимое мусорных корз
ин, но
разве за всем уследишь? Кто куда едет, что видит, о чем пишет? Полный
разброд! А ведь центральная газета!
-- Вопрос серьезный, но это не нам решать. У нас задача конкретная...
По нашей картотеке проходит Ивлев Вячеслав Сергеевич.
-- Есть такой. Рождения 35-го года, русский, член КПСС, образование
высшее, оклад 180. А разве он?..
-- Проверяем. Если он, то, естественно, ему захочется выйти на контакты
с заграницей. Зачем ждать? Мы поможем. Короче говоря, зовите Ивлева на
хоккей.
-- Хоккей?
-- А что? -- Похлебаев поднялся, подошел к столу и вынул из папки
билеты. -- Хоккей от наших дел далек, поэтому не будет никаких подозрений...

-- А почем я знаю, болельщик он, нет ли?
-- Кадровик, а не знаете... Матч дефицитный, поэтому вопроса не будет.
Вы с ним пойдете, выпейте вместе пива или чего покрепче, чтобы снять с нег
о
напряжение, ясно?
-- Ясно!
-- А на трибуне сядьте так, чтобы он сидел на 22-м месте, а вы на 23-м.
На двадцать первом же будет сидеть иностранец из ФРГ, тоже наш работник.

-- Понял вас.
-- Если поняли, действуйте, больше вас не задерживаю.
Обратно по проспекту Маркса Кашин шагал быстро как мог. Все-таки есть
целый ряд вопросов, которые органы не в состоянии решить и вынуждены
обращаться к нему, Кашину. Теперь он докажет, что тогдашнее отчисление ег
о
было ошибкой. Валентин не смотрел больше на женщин, хотя некоторые -- ведь

был час пик -- касались его в толкучке плечами и прислонялись к нему в
метро. Теперь он торопился в редакцию и от спешки даже прихрамывал сильн
ее,
чем всегда. Шагая по коридору и приветливо всем улыбаясь, он сперва проше
л
мимо двери с надписью "Спецкоры", а потом вернулся, будто что-то случайно

вспомнил, -- так было лучше. Ивлев сидел на столе и читал книгу.
-- Дела идут -- контора пишет, Вячеслав Сергеич, -- весело сказал
Кашин. -- А что, если нам с тобой сходить на хоккей? Встреча, говорят, будет
первый сорт...
Слава взял со стола лист чистой бумаги, аккуратно засунул между страни
ц
и отложил книгу.
-- Валентин Афанасьич, -- ответил он, с интересом оглядев завредакцией.
-- А что, если нам с тобой сходить в Большой театр?
-- Зачем -- в Большой?
-- А зачем -- на хоккей?
-- Так у меня же на хоккей билет лишний есть. Дефицит!
-- Если дефицит -- чего мне занимать трибуну? Зови болельщика. Он
оценит. А мне что хоккей, что балет...
-- Да я всем предлагал -- заняты! -- не сдавался Кашин. -- Мы с тобой
никуда не ходили... Пивка попьем или чего другого...
Ивлев выпучил на него глаза.
-- Я на хоккей с детства не ходил и до конца дней не пойду! Это занятие
для дебилов.
-- А может, до завтра передумаешь?
-- Отстань!
Вышел Кашин, думая о том, как тяжело работать в газете. Есть приказ, а
надо деликатничать. Кривляются, не хотят. Устал Кашин. Даже на Кубе, когда

жара стояла немыслимая, и то было легче.
Вячеслав в лицах изобразил Раппопорту разговор с Кашиным.
-- Может, он рехнулся?
Не ответил Яков Маркович. Кряхтя поднялся -- и к двери. Уже открыв ее,
он пробурчал:
-- Вы можете обождать меня, старина? Живот что-то схватило.
Ивлев стал смотреть через запотевшее стекло на длинные, словно мятые

махровые полотенца, облака, медленно уползающие в левый верхний угол ок
на.
Он не заметил, как Тавров открыл дверь и вернулся за свой стол.
-- Так я и думал, мой мальчик, так я и думал...
-- О чем?
-- Насчет хоккея... Дело в том, что Кашин никого из болельщиков не
звал. Только вас.
-- Откуда вы знаете?
-- Спросил четверых -- тех, кто действительно этим дышат. Знаете, как
они удивились, что Кашин идет на хоккей? Они бы с удовольствием, но билеты

достать не смогли. Боюсь я данайцев, дары приносящих.


_62. ВЕЧНАЯ МЕРЗЛОТА_

Сироткина остановилась в дверях машбюро, помахав над головой письмом.

-- Девчонки! Кто замуж хочет?
Руки немедленно подняли все, кроме заведующей машбюро пожилой Нонны

Абелевой.
-- Одного хватит, во! -- она провела пальцем поперек горла.
Машинки перестали стрекотать, но голоса тонули в мягкой обивке стен.
-- А сама, Надежда? -- поинтересовалась Светлозерская. -- Или нГЎ тебе,
убоже...
-- Пороху не хватает оседлать?
-- Ему такие тощие не нравятся...
-- А ты больше хлеба ешь -- потолстеешь.
-- Возбудились, -- проворчала Абелева. -- Спросили бы сперва, кого
предлагают.
-- Да вы только послушайте, какой жених пропадает! -- сказала Надя. --
"Обращаюсь в вашу газету с просьбой о помощи. Я хочу жениться, так как
нуждаюсь в верном друге и товарище, с которым могу пройти по жизни. Являюс
ь
старым большевиком со стажем с 1918 года, ветераном революции и гражданско
й
войны. Мне 81 год, я слепну, и мне нужен поводырь". Подпись...
-- Мать моя! -- всхлипнула Абелева.
-- Девочки! -- воскликнула Светлозерская. -- Он, небось, Ленина видел?!
-- Ленина-то видел, но твоих прелестей уже не разглядит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200