Раз он
приехал домой рано -- председательствовал в Доме журналистов на всесоюз
ном
совещании газетчиков по идеологической работе, устал, хотел сразу лечь
.
Кроме тещи, в комнате сидел незнакомец с короткой шкиперской бородкой,

похожий на ученого -- из нынешних. Вот тещенька и хахаля завела!
Гость поднялся со стула, протянул руку и, внимательно поглядев в глаза,

резковатым голосом произнес:
-- Александр.
-- Игорь, -- сразу ответил Макарцев, хотя столь неофициально уже давно
не знакомился.
-- Сестра Настя с ним в одном классе училась, -- объяснила теща. --
Дружили, играли вместе. Я его последний раз в Ростове перед войной видела
.
Саня как раз университет кончал. Разыскала вот. А на улице бы не узнала...
Гарик, вы голодный?
Теща вышла на кухню.
-- Вы какой факультет кончали? -- спросил у Сани Игорь. Спросил не
потому, что интересно, а для разговора. -- Физический?
-- Физмат, -- сказал гость.
Макарцев даже не похвалил себя за проницательность. Что-что, а людей он

быстро понимал. Теща поставила перед ним тарелку: холодную куриную ножк
у и
два помидора -- как он любил.
-- А вы не ужинаете?
-- Благодарствую, -- буркнул гость.
Не очень-то он был разговорчив.
-- Не хочет, -- объяснила теща. -- Говорит, сыт. А я по вечерам
сохраняю талию. Как говорят французы, минуту на языке, всю жизнь на бедре.

-- Вы редактор "Трудовой правды"? -- Александр покосился на красные
свежие декабрьские помидоры.
Было непонятно, хочет он в связи с этим о чем-то попросить (есть, что
попросить у главного редактора газеты, -- этому Игорь Иванович не удивлял
ся,
воспринимал как должное и по мере возможности помогал) или тоже спроси
л
просто для вежливости.
-- Да, я журналист, -- подправил Игорь Иванович и продекламировал: -- В
тридцать лет очки себе закажешь, в тридцать пять катары наживешь, в соро
к
лет "адью", ребята, скажешь, в сорок пять убьют или помрешь...
-- Это чье сочинение?
-- Народное. Молодые газетчики, подвыпив, поют. А кто постарше да
перевалил рубеж, помалкивает.
-- Вам сколько?
-- Отстукало пятьдесят шесть.
-- Выходит, не все пророчества сбываются! -- гость опять покосился на
алые помидоры.
-- Зато у меня радикулит, печень пошаливает, -- улыбнулся Макарцев.
-- В физике есть такое понятие -- порог. Вода, вода -- и вдруг за
порогом -- лед, другое качество. У человека, думаю, пороги относительны.
-- А как твое здоровье, Саня? -- спросила теща.
-- Лет десять назад, думал, наступил мой порог. Врачи пугали: обречен.
А вот вытянул сам себя за уши... Ну, мне пора. Я по вечерам тоже работаю...
-- В режимном институте? -- спросил Макарцев, снова уверенный, что не
ошибается, поскольку большинство исследовательских учреждений -- почт
овые
ящики.
-- Почти! -- гость поднялся. -- Желаю вам!
Они пожали друг другу руки, и теща пошла проводить одноклассника своей

сестры. В коридоре слышались их приглушенные голоса, смех. Игорь Иванови
ч
отставил тарелку, налил полстакана боржоми, выпил, подождал отрыжки, вын
ул
губами из пачки "Мальборо" сигарету, сладостно затянулся. Теща вернулась
.--
Понравился мой гость?
-- В общем... -- корректно пробурчал Макарцев, уже думая о своих делах.
-- А скромник какой! Ведь весь мир о нем говорит и пишет!
-- Весь мир? -- Макарцев вынул сигарету изо рта. -- Да кто он такой?
-- Иногда вы меня удивляете, Игорь! Солженицын.
-- Сол..?! -- Макарцев закашлялся.
-- А что удивительного?-- Нет, ничего...
Он встал и скрылся в спальне.
"Раковый корпус", когда решался вопрос о публикации в "Новом мире",
Макарцеву дал почитать худощавый товарищ, предпочитающий быть в тени. И
горь
Иванович вернул верстку через три дня.
-- Ну как? -- спросил тот. -- Твардовский ждет ответа.
-- Не знаю. Если выкинуть намеки, то, может, разрешить?
-- Мы-то с тобой правильно понимаем. А масса? И потом, разреши это --
завтра попросят еще острей! Солженицын -- не наш человек.
Прежде всего вылезла обида на тещу. Макарцев, походив по спальне, вышел

снова. Теща мыла на кухне посуду.
-- Учтите, что вашего Саню, -- он сознательно не хотел произносить
фамилию, -- скоро исключат из Союза писателей за антисоветчину!
-- Это будет большой ошибкой! В свое время ругали Есенина, Пастернака,
Булгакова, а теперь?
-- Вы хоть знаете, что он имеет связи с заграницей и за ним ведут
наблюдение органы?
-- Это же глупо! Он честный человек, честнее нас всех. Ему еще недавно
хотели Ленинскую премию дать.
-- Да, он обнялся с Хрущевым.
-- А без Хрущева -- он уже не талант?
-- Не хочу я спорить о его таланте. Но, приведя его сюда, в какое
положение вы меня ставите?!
-- Ах, вот вы, Гарик, о чем!
-- Допустим, на меня вам плевать, -- не давал он ей отговориться, -- но
о дочери и внуке вы подумали? Их положение тоже зависит, между прочим, от

меня!
-- По-моему, сейчас не тридцать седьмой!
-- Много вы понимаете! Может, я даже симпатизирую этому вашему Сане. Не
исключено, что он без пяти минут Лев Толстой. Так это или не так, пускай
потомки разбираются. Вы учительница литературы, а я, как говорится,
ответственный партийный работник, черт побери! И мои симпатии и антипат
ии
определяете не вы и не ваш одноклассник!
-- Не мой, а Настин!
-- Пусть Настин!..
-- Я поняла, не будем заниматься политграмотой... Больше вы о нем не
услышите. Я имею в виду, не услышите от меня.
И теща с достоинством вышла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200