Она поставила на стол три малюсенькие

чашечки из китайского фарфора, чайник и сахарницу. От чайника шел аромат
.
Алла опять уселась на пуф рядом с ними.
-- Умница, -- похвалил Яков Маркович. -- Ах, умница!
-- Сейчас я тебе налью, -- сказал Сизиф Антонович. -- Ромашечный чай на
ночь очень хорош как снотворное, и никакой химии.
Молча они выпили чашечки по две. Яков Маркович пил с двойным
удовольствием, любуясь Аллой, сидящей напротив него. Допив, он кряхтя
поднялся.
-- Все, дети мои! Или завтра на работу мне не надо? И ты устала,
детка... Прощай, божество!
Он поцеловал Аллу в одну щеку, потом в другую, всю ее обслюнявив. Она
обвила руками его шею, прильнула к немy. Яков Маркович, сутулясь, двинулся
в
коридор. Болонка устало поднялась и пошла следом за Раппопортом до двер
и.
Сизиф Антонович подал ему пальто.
-- Спасибо, сиделец, -- Раппопорт ткнул его кулаком в живот. -- Ты
настоящий...
-- Ладно! Сказано в Писании: не шаркай ножкой! Такой день сегодня.
Вернее, теперь уже вчера... Разве я мог тебе отказать?
-- А какой день?
-- 17-е апреля! Нас в этот день родилось двое: Хрущев и я.
-- Поздравляю.
Раппопорт открыл дверь. Сагайдак в халате высунулся на площадку,
пошарил в отверстии почтового ящика. Все жильцы ходили за почтой вниз, кр
оме
Генерального импотентолога.
-- Он еще чего-то ждет, -- заметил Яков Маркович. -- А у меня, зека,
чувство, что я сам живу в таком ящике. Иногда открывают щель, и в щель я
вижу мир. А потом снова сижу в темноте... И читаю газеты, которые мне в него
заталкивают...
-- Иди ты знаешь куда? Спать!
-- Намек понял, -- Яков Маркович стал медленно спускаться по лестнице.
Алла постелила постель и легла. Собака спала у нее в ногах, повизгивая
во сне. Сагайдак принял душ, не надевая халата, прошлепал по комнате и
плюхнулся в постель. Алла взяла с тумбочки банку с благовонным маслом и,

налив немного себе на ладонь, стала растирать Сизифу Антоновичу тело, на
чав
с ног и медленно поднимаясь до самой шеи. Изредка она щекотала его и
целовала, а он морщился, делая вид, что ему неприятно. Дойдя до шеи, Алла,
поднатужившись, перевернула свое недвижимое имущество на живот и, налив
еще
немного масла, снова прошлась от ног до шеи. Когда процедура была законче
на,
Сагайдак открыл глаза. Алла тихо легла на спину рядом с ним и, опустив веки
,
ждала. Сизиф Антонович налил в ладонь масла и стал растирать тело жены в

такой же последовательности.
После массажа они заснули, довольные друг другом, и спали спокойно,
ровно и долго.


_55. СУББОТНИК У НАДИ_

Сироткина из последних сил боролась сама с собой. Но это каждый раз
оказывалось бессмысленным, и она сдавалась.
Утром она вставала, варила кофе, приводила себя в порядок, забегала в
парикмахерскую причесаться или положить бесцветный лак на ногти, пото
м
спешила в редакцию. Она глядела на часы и говорила себе гордо: вот прошел

еще час, а об Ивлеве я ни разу не подумала. Значит, проходит. Скоро я его
вообще забуду, встретив в коридоре, усмехнусь и подумаю: и чего в нем
особенного? Зачем он мне и я ему? Мужик как мужик, неряшливый, и рост не
длинный, а мне нравятся длинные. И эгоист, каких свет не видывал.
Встретив его в коридоре, Надежда едва заметно кивала в ответ на его
коротко брошенное "Привет!" и спешила пройти мимо, будто куда-то торопилас
ь.
Вечером у нее тоже всегда были дела: магазины, кино, подруги и, между
прочим, лекции в университете, на которых тоже иногда приходилось
показываться. Летом Сироткиной предстояло наконец защитить диплом.
Усталая, она заглядывала в комнату к отцу. Он приходил поздно и долго
сидел за столом, читал, ложился, опять вставал, бродил по комнате. Она
заходила к нему перед сном, целовала его в полысевший затылок, спрашивал
а,
не опоздал ли он утром в бассейн из-за того, что она проспала и не сварила

ему кофе. Нет, в бассейн он не опоздал. Он любил дочь, после смерти матери
любил, пожалуй, вдвойне. Он ласково хлопал ее по попке, как маленькую, и
говорил: "Ну, ступай! Я еще повожусь..."
Надежда принимала душ, мазала лицо ночным кремом, мгновение с усмешкой

любовалась на себя в зеркало (такой кадр пропадает!), надевала пижаму,
недавно для нее привезенную старым приятелем отца из Брюсселя, и, швырну
в на
подушку недочитанный "Новый мир", проскальзывала под одеяло. Открыв журн
ал,
она не читала его, а, положив на лицо, быстро вспоминала прошедший день --
плюсы и минусы. И гордилась собой: ни разу надолго об Ивлеве не задумалась
.
А стоя вечером под душем, даже не вспомнила, как они стояли под душем в
новосибирской гостинице. Значит, все проходит. День -- как год, год -- как
вечность.
Она поднимала журнал, твердо решив вникнуть в читаемое, но, прочитав
несколько строк, чувствовала, что рассеивается, засыпает и нет сил
сопротивляться сну. Надя гасила свет, и тут появлялся Вячеслав Сергееви
ч.
Нет, этого не будет! -- уверенно заявляла она ему. Но оттолкнуть его было
выше ее слабых силенок.
Теперь она боялась пошевелиться, чтобы Ивлев не исчез. Ну, может, она
позволяла себе чуть-чуть дофантазировать. Он был ласковей и активней, че
м на
самом деле (так ей хотелось), а она -- сдержанней и холодней (так у нее
никогда не получалось). И еще он говорил ей слова, много бессвязных слов. О
н
непрерывно говорил ей про нее то, что она хотела бы услышать, но о чем он
всегда молчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200