-- Первая полоса
-- шапка на всю ширину полосы, над плашкой "Трудовая правда", наберем
деревянным шрифтом: "Идеям великого Ленина побеждать в веках!" Далее...
Игорь Иванович слушал вполуха. Все, о чем говорилось, было привычным,
незыблемым. То, что происходило в жизни, могло стихийно меняться. То, о чем

писала газета, менялось только по указаниям. И это давало уверенность в

правильности действий. Отдельные недоработки, упущения, даже ошибки мо
гут
быть, но всегда есть на что опереться. Поэтому Игорь Иванович не боялся

говорить на планерках кое-что сверх положенного, в частности почему над
о
(или не надо) то или иное публиковать. Больше того, действительные событи
я
могли, по мнению редактора, помочь газете правильно обойти острые углы.

Макарцев по-своему любил говорить правду. Правду он делил на широкую, уз
кую
и абсолютную.
Вернувшись из трехнедельной поездки в США, главный редактор, сказавшис
ь
больным, неделю не появлялся на работе. Он обдумывал и сортировал правду
по
рубрикам. А все обдумав, появился, как всегда оптимистический и авторите
тный
в редакции, сдержанный и деловой -- в ЦК.
Для коллектива рядовых сотрудников редакции была проведена беседа о

поездке и встречах в США. Каждый эпизод Макарцев предварял словами: "Амер
ика
-- больное общество. Тяжело больное, товарищи. Оно разъедается
противоречиями. Судите сами...". И приводил мрачные примеры преступности
и
нищеты. "Хотя в магазинах есть товары, покупательной способностью облад
ает
далеко не все население". Статья Макарцева (он уже давно не писал, но если

бы написал) тоже была бы заполнена широкой правдой, но без первой полов
ины
последней цитаты.
Узкая правда имела значительно больше градаций. Члены редколлегии
и
редакторы отделов услышали его более конкретный отчет. ("Автомобили, дор
оги
-- это у них действительно лучшее в мире, и нам до этого далеко". "Наркотики
-- реальная язва капитализма". "Коммунистов, к сожалению, у них мало,
особенно молодых".) Небольшая группа доверенных людей из редакции в част
ной
беседе услышала добавление к последней фразе: "Говорят, среди коммунист
ов у
них 51 процент -- работники ФБР. А вообще, говорить они ни о чем не боятся,
абсолютно ни о чем. Ругают своего президента вслух, в метро. Газеты делаю
т
политику, а не политика -- газеты". Узкая правда была у Макарцева
многоликой: для иностранных коммунистов, для коллег-журналистов, для

коллег-партийцев, для инструкторов ЦК, секретариата там же, худощавого

товарища, предпочитающего оставаться в тени, для жены... Кому какую узкую

правду выдать, а какую нет, сколько вслух, а сколько умолчать, Игорь
Иванович никогда не путал. Это стало частью его профессии -- не
договаривать, понимать, когда сказать совсем не то, что знаешь, почти с
овсем
не то, не совсем то или уже почти совсем то, но все же не до конца. В
качестве награды подчиненному можешь сказать чуть больше, а в качеств
е
наказания обделить. Узкая правда была валютой.
Абсолютной правдой Макарцев считал сведения для самого себя, мысли,
не
доверяемые никому. Они касались кое-каких моментов личной жизни, в частн
ости
непонимания женой некоторых его поступков, неуправляемости сына. Но это
была
второстепенная абсолютная правда. Более важная сводилась к размышлени
ям об
истинах, которые иногда решались в его сознании, требуя пересмотра. Это б
ыли
ценности, которые в предыдущую жизнь Макарцев полагал незыблемыми.
Подчас ему хотелось думать какими-то другими категориями. Но он
запрещал себе это. Он убеждал себя, что он не философ, а практик, партийный

работник, что пересматривать убеждения поздно. Взвалил на себя, теперь н
е
выкручивайся. Да и столько завоевано, что глупо терять. Ну ее к шутам, таку
ю
абсолютную правду, которая, возможно, завтра опять станет иной. А может, е
е
и вообще на свете нет? Если же и есть, то она каждый раз так тесно смыкается

с проявлениями буржуазной идеологии, что даже он, Макарцев, не способен е
е
отличить. Пускай уж идет, как шло...
-- По первой полосе -- все? -- остановил он любившего поговорить
Езикова. -- Значит, по промышленности, кроме конвейера, работающего под
музыку, ничего? А где у нас рабочий класс, Петр Федорыч, где массовое
соцсоревнование?
Алексеев, редактор отдела промышленности и транспорта, виновато
вздохнул и хотел ответить, но закрыл отечные глаза и ждал, пока начальств
о
выговорится.
-- Почему не ведем почины, которые охватывают народ? -- продолжал
редактор. -- О новых не будем говорить. Но сколько раз решали, что почины
надо вести из номера в номер, не забывать?!
-- Наша вина, Игорь Иваныч.
-- Мне от ваших покаяний не легче. Речь-то о престиже газеты! А вы едва
начнете -- сразу провал: ваших передовиков только и видели. Читатель что

подумает? Они уже не передовики...
-- Макарцев учит, что газетное сердце должно биться аритмично, -- изрек
Езиков, и все заулыбались, кроме редактора.
-- Имеется в виду наличие интересных материалов, "гвозди"... Почины --
совсем другое. Где, например, Галина Арефьева? Жива?
-- Замуж вышла, -- мрачно сказал Алексеев, покраснев, будто это была
его вина, -- фамилию сменила на мужнюю...
-- Вот-те на... -- только и смог произнести Игорь Иванович. -- Чего ж
прохлопали?
-- А что поделаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200