Он специально нарезал карандаши на короткие кусочки, затачивал и рассов
ывал
эти отрезки по всем карманам, чтобы всегда были под рукой. Он исписал уже

третий блокнот, а когда вечером, лежа в номере, перечитывал записи, самым

интересным оказывалось то, что ему рассказывали, прибавляя: "Это не
записывайте" или "Это не для печати". Он понимающе соглашался и тут же
спрашивал: "А какие у вас успехи? Что похвалить?" И когда ему начинали
рассказывать про успехи, он записывал то, что не надо и не для печати.
Ивлев дошел до своего номера и замерзшими пальцами стал шарить в
кармане, ища ключ.
-- Вячеслав Сергеич... -- тихо окликнули его.
В маленьком холле, под пальмой, гниющей в деревянной кадке, на стуле,
прижимая к груди перчатки, сидела Надя.
-- Ты сошла с ума! -- проговорил он, еле открывая окоченевшие губы.
-- Ага, -- согласилась Сироткина, счастливо улыбаясь, но не решаясь к
нему приблизиться.
-- Заходи, -- он пропустил ее в номер. -- Как это тебе взбрело в
голову?
-- Сама удивляюсь. Ты один?
-- Нет, вдвоем. Но соседа вроде нету. Дежурная тебя видела?
-- К сожалению... Пришлось ей подарить английские колготки. Не бойся, я
на минутку. Сейчас обратно улечу. Есть рейс, ночной...
-- Слушай, ты действительно того... -- крутил пальцем у виска Ивлев. --
Пятьдесят четыре рубля сюда, столько же обратно -- и не поцеловаться?
-- Вот еще! -- возразила она и, скинув шубу, бросилась к нему, обняв за
талию. -- Ты потолстел здесь.
-- Это я надел все, что было... Я кусок льда...
-- Растопить лед у меня энергии не хватит. А душ есть?
-- Если течет горячая, есть.
-- Тогда немедленно под душ, а то простудишься!
В ней проснулось нечто материнское. Он был ее сыном, великовозрастным и

непрактичным.
-- Скорей, скорей, -- подгоняла она, стаскивая с него пальто, пиджак,
рубашку, брюки. -- Да не ступай на холодный кафель босиком...
Поеживаясь, он влез под шуршащие струи и зажмурил глаза. Надежда
Васильевна вошла за ним следом. Водяная пыль достигала ее и садилась на

волосы, на одежду. Она разглядывала Ивлева, будто ей предстояло запомнит
ь
все его пропорции и потом по памяти воспроизвести на бумаге.
Под душем, от которого клубился легкий пар, застилая тесный санузел,
стоял чужой человек. Только такая дура, как она, могла почти шесть часов

лететь из Европы в Азию ради того, чтобы на него взглянуть, жалкого и
окоченевшего. И вот она смотрит на него -- и ничего интересного, никаких
чувств. Можно лететь обратно. Впрочем, ладно. Раз уж она загнала его в душ,

так и быть, она будет ему матерью до конца.
Сироткина взяла на полке мочалку, намочила и обильно намылила. Она
немного вытянула Ивлева из-под дождя. Он подчинился, не открывая глаз. Он
а
стала намыливать его мочалкой, начав с головы, не щадя носа, и губ, и ушей.
Ивлев был выше ее, и она встала на цыпочки, развернула его, растерев
докрасна спину, снова повернула и так же сильно растерла живот. Только в

одном месте, боясь сделать ему больно, она отложила мочалку, намылила рук
и и
мыла ими, наощупь, глядя на его лицо, которое стало быстро оживать. Она
подтолкнула его под душ обмыть пену и решила, что сейчас тихо выйдет,
наденет шубку и поедет обратно в аэропорт. Туда добираться из города бол
ьше
часа, и она может опоздать на последний рейс в Москву.
Надя повернулась уйти, но Вячеслав поймал ее за конец юбки и тянул к
себе.
-- А ну, отпусти сейчас же, хулиган!
Он продолжал упрямо тянуть ее к себе.
-- Пусти немедленно! Если ты не намочишь мне юбку, то уж наверняка
порвешь! А запасной нету...
-- Порву! -- сказал он.
-- Я тороплюсь! И вообще, ты меня не достоин. Пока!
-- Не достоин, -- согласился он и обеими руками втащил ее под душ.
Пытаясь вырваться, она ударила его сначала по руке, потом по щекам. Но
было уже поздно: она промокла насквозь. Даже сапоги хлюпали. По спине, под

одеждой, текла река, волосы сбились, закрыв половину лица.
-- Ты что, озверел в Сибири? Отстань, дикий кабан!
Она укусила его в плечо, но Ивлев даже не прореагировал. Он опустился
на колени, нащупал молнию на юбке и открыл ее. Мокрая юбка, отяжелев,
рухнула вниз. Надя попыталась ударить его коленом в челюсть, рвала ему

волосы, но боли он не чувствовал. Он приник к ней лицом. Надя перестала
драться и держала его за волосы. Глаза у нее остановились. Она глотнула и

почувствовала, что ее собственное тело ей больше не принадлежит. Он ста
л
хозяином этого тела, а не она. Кусая губы, чтобы не закричать, она глотала

воду, текущую в рот.
-- Все! -- вдруг хрипло сказала она, будто обрадовалась освобождению.
Тело ее снова стало независимым и принадлежало ей одной. И чтобы
окончательно вернуться на землю, она закрыла кран с горячей водой. Полил
ась
ледяная. Как ошпаренный, Ивлев рванулся в сторону. Надя с трудом стянула

остатки одежды, стала развешивать на батарее. Вячеслав ушел одеваться
и
вернулся.
-- Сосед пришел, -- шепотом сообщил он. -- Одетый спит. Вроде пьян...
-- Что же делать?
-- Не обращай внимания!
-- Дай твою рубашку. Все мое мокрое.
Не зажигая света, они забрались под одеяло. Надя то и дело оглядывалась

на кровать в противоположном углу, где похрапывал человек.
-- Он кто?
-- Инженер, говорит. Вроде ничего парень...
-- У тебя все ничего, спецкор ты мой! Господи! Если бы ты знал, какое
счастье спиной тебя чувствовать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200