-- Мне? -- Макарцев все еще растерянно стоял в коридоре в пальто, и
испарина покрывала его лоб. -- Врешь, мерзавец! Я ведь твой отец!
-- Отец? Да отцы-алкаши и то лучше, чем шалашовки!
-- Я -- шалашовка? Ну, знаешь...
-- А кто же? Дома корчишь принципиального, а в своем ЦК лижешь жопы
мудакам. Да если хочешь знать, скоро таких, как ты, вешать будут. Всю мою
жизнь изуродовал, паскуда-сталинист! Ты не за меня -- за свою шкуру
трясешься.
-- Дурачок! -- Макарцев постарался улыбнуться, чтобы обрести
превосходство, но руки от слабости дрожали. -- Да я сам чуть не пострадал в

годы культа. И ты, и мать. Мы тебе не говорили.
-- Чуть не пострадал... Да лучше бы ты честно сгнил в лагерях и меня не
позорил!
-- Сынок, думаешь, я розовый кретин и ничего не понимаю? А не приходило
тебе в голову, что для тебя я себя и мать сохранил? И добивался положения,

чтобы тебе было хорошо? Да если б меня загребли, ведь и тебя отправили бы в

спецдетдом. Не сохрани я положение, престиж, анкету, не видать тебе
института! Выкинули бы из школы, как щенка, на завод к станку. А ты живешь
почти при коммунизме и для удовольствия обвиняешь отца. Узнай хоть спер
ва,
чего от жизни хочешь!
-- А как узнать, если глушат? Как?!
-- Ладно, я буду тебе приносить французские газеты и журналы. -- Отец
перешел к испытанной форме воспитания посредством взятки. -- Или даже
американские.
-- Давно мог носить...
Наступило затишье, и Зинаида Андреевна почувствовала, что разговор о

политике, как всегда, исчерпался, закончившись ничем, и интонации
смягчились. Она решила перевести диалог мужчин в практическое русло и э
тим
объединить их.
-- Ты много пропустил... Надо будет уладить конфликт с институтом.
-- С каким институтом?
-- С твоим.
-- Дураки! Нет никакого института! Неужели за целый год вы не
сообразили, что нет?!
-- А что же есть? -- Макарцев решил, что Боб их разыгрывает.
-- Ничего! Я даже и не поступал...
-- А что же ты делал?
-- Пил. Слушал музыку. Девок днем водил. Разве тебе мать не говорила?
-- Зина? -- крикнул Игорь Иванович. -- Слышишь?!
Она не оглянулась, вышла.
-- Может, -- тихо спросил отец, -- ты и не комсомолец?
-- Само собой! Я билет после школы сжег, чтобы взносы не платить!
Макарцев стиснул зубы и прислонился лбом к дверному косяку.
-- Что же это?! -- снова тяжело заговорил он. -- Будто не в свой дом
попал... Ну, хорошо, Борис Игоревич. Не будем о прошлом. Зачеркнем его!..
Попытаемся жить сначала. Подумаем чем заняться. Работать? Пойти на курс
ы
подготовки в вуз?
-- Если я куда-нибудь пойду, то только в духовную семинарию.
-- Верить в Бога?
-- При чем тут Бог? Пойду, чтобы тебе карьеру испортить!
-- Опять глупые шутки. Тебе бы заняться самообразованием и построить
какой-нибудь фундамент...
-- Ты мне его уже построил! А пожрать в этом доме дадут! Или с голоду
сдохнуть? В тюряге хоть баланду наливают...
Борис ушел на кухню.
-- Я тебе постелила, Игорь, ложись, -- в коридор вернулась Зинаида.
-- Вот подарочек мне к выздоровлению. Хоть назад в больницу беги...
-- Успокойся, Гарик, прошу...
-- Я-то спокоен. Я абсолютно спокоен, Зина. Меня не так легко сбить. Я
ведь не по своей эгоистической лесенке лез, я по партийной лестнице
взбирался. А ведь трудно было! Шла грузинская мафия -- я уцелел, шла
украинская -- удержался. И не соплякам, которые теперь прут без принципов,

без веры, без убеждений, -- не им меня свалить. Я еще поборюсь! У Бори
цинизм от возраста, пройдет! Чтобы он лез в партийные дела, я сам не хочу.
Не воровал бы только, не убивал...
Макарцев понял, что сказал глупо. Махнул рукой и ушел в спальню. Там,
не в состоянии успокоиться, он ходил от двери к окну и обратно, чувствуя,

как колотится сердце. Лучше бы лечь.
Где-то сбоку от Игоря Ивановича раздался шорох, и маркиз де Кюстин
собственной персоной приблизился, виновато улыбнувшись, и ласково пол
ожил
ему руку на плечо. Макарцев инстинктивно отклонился. Изумление возникло
, но
вопрос не сорвался с языка; Макарцев только вдохнул освежающий запах

сильного одеколона и молча смотрел на непрошеного гостя, одетого с иголо
чки:
жилет с голубыми полосками гармонировал с синим фраком. Тщательно, даж
е
кокетливо завязанный бант украшал весь наряд. Блики от бриллиантов на

пальцах маркиза, когда он шевелил руками, пробегали по стенам спальни.
-- Вот какая неприятность, -- задумчиво сказал Кюстин, прижимая к бедру
шпагу. -- В наше время с молодыми людьми, представьте себе, происходило
примерно то же: пьяные гоняли на лошадях, сбивали людей, избегали наказан
ия
по протекции. Отправьте мальчика за границу, если можете. Там у него есть

шанс на альтернативу...
-- Шутить изволите? -- Макарцев кисло усмехнулся. -- Кто же его
выпустит? Даже мне теперь туда дорога из-за него закрыта! И как все
остальное разрешится, покрыто мраком.
Они помолчали. Кюстин огляделся вокруг.
-- Извините за нескромный вопрос: на этой кровати вы спите с женой?
-- Иногда, -- почему-то застеснялся Макарцев.
-- В каком смысле?
-- Чаще она спит, а я бодрствую. Все-таки я руководящий работник. Так
называемый аппаратчик.
-- Да, конечно, и будем надеяться, вы сумеете продвинуться еще выше,
хотя это для вас теперь и трудно...
Макарцев почувствовал слабину в коленях и сел на кровать.
-- Плохо мне, маркиз, -- вдруг расслабившись, признался он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200