Когда Макарцев засиживался, Локоткова оставалась допоздна и по первом
у
намеку бежала в кабинет, плотно прикрывая обе двери. На работу ходила, как
в
театр, -- с большим декольте, а когда стало модно -- в максимальном мини.
Если он что-нибудь спрашивал, заходила за стол, как бы невзначай нагибала
сь,
сдувала со стола пепел от его сигареты. И трепеща так, что голосовые связк
и
сжимались в спазме, чувствовала, как он поворачивает глаза, заглядывая н
а ее
шею и ниже. Она ждала, что вот рука прикоснется к ее талии, и тогда она,
задрожав, скажет:
-- Ой, что вы, Игорь Иваныч! Я боюсь... здесь...
И слышала:
-- Сбегайте-ка в наборный, пусть тиснут еще одну гранку!
И она бежала в наборный, потерявшаяся от непонимания и измученная
отсутствием хоть какой-нибудь перспективы.
Ей хотелось приблизиться к Игорю Ивановичу в понимании международног
о и
внутреннего положения. С одобрения Макарцева Локоткова в городской До
м
политпросвещения стала ходить по вечерам и честно отсиживала на лекци
ях,
когда другие, отметившись, смывались в магазин. А когда оттрубила два год
а в
университете марксизма-ленинизма, он даже не похвалил.
Такое у нее в жизни было в первый раз, и это серьезно, и она была
глубоко несчастна. Анечка даже гордилась тайно своим несчастьем. Все ж
е
такой человек, что и сравнить его не с кем, не то что променять. Ни на кого
больше она и смотреть не может. Но ведь она стареет, неужели она зря четыр
е
раза лечилась в санаториях? Ведь и проверить, помогли ли продувания и гря
зи,
нельзя!
Так продолжалось семь лет, безо всякого движения. В позапрошлом году в

приемную решительно вошел посетитель невысокого роста, с папкой под мыш
кой,
и хотел проникнуть прямо в кабинет главного редактора. Анечка вскочила
и
решительно заслонила собой дверь.
-- Игорь Иваныч занят. Вы по какому вопросу, молодой человек?
-- По вопросу непорядочности. Отойдите!
-- Как это отойдите? Здесь я распоряжаюсь. Пока не скажете, для чего,
не смогу доложить, а пока не смогу, он не примет... Из какой организации?
-- Я литератор, -- прокричал он. -- Понимаете, что это такое? Доложите
вашему редактору: я хочу сказать ему, что я о нем думаю!
-- Скажите мне, я ему передам...
Он захохотал ей в лицо, забрызгал слюнями. Потом вдруг остановился.
Анечка поняла, что понравилась.
-- Ладно, -- смирился он. -- Только из уважения к тому, что вы...
-- Это к делу не относится, -- она опустила долу ресницы.
-- Как знать... А если я женюсь?
-- При чем здесь я?
-- Женюсь-то я на вас!
-- Послушайте, -- проговорила она. -- У нас вон сколько молодых
девочек. Они все готовы дружить с молодыми людьми...
-- Мне не нравятся молодые, -- сказал он. -- Они только берут, но
ничего не могут дать взамен...
-- А что вы хотите брать?
-- Душу.
-- Вы что, дьявол?
-- Это ваш редактор -- дьявол!
-- Ну, это бросьте!
-- Точно, дьявол! Заказали статью, сперва хвалили, потом заставили три
раза переделывать. Все, что я хотел сказать, вычеркнули, что не хотел --
вставили, а теперь морочат голову "завтраками": завтра, завтра...
-- Редактор не знает. Если бы знал, принял меры.
-- Что вы-то его защищаете? -- он посмотрел так, что Анечка покраснела.
-- Можно подумать, вам перепадает! Да он вам не пара!
-- А... кто же мне пара?
-- Я!
В тот день путеводная нить оборвалась. До Анны Семеновны вдруг дошло,
что с Игорем Ивановичем у нее все как-то глупо. Да ведь, в сущности, и нет
ничего! Она действительно ему не пара. Не такой он породы, чтобы заводить

отношения. Это же ясней ясного, как она раньше не поняла? Поняв, она весь
день и всю ночь думала: что же ей теперь делать? Уходить, как она делала
всегда? Но, с другой стороны, ведь ничего не было! Да и куда ей пойти с
незаконченным высшим образованием после такой солидной организации? Р
азве
что на понижение. И нехорошо так -- ведь недавно комнату ей дали от редакци
и
в Теплом Стане, и они с матерью туда переехали из школьной каморки. Далеко
,
конечно, у черта на куличках, но если б Игорь Иванович не позвонил в
Моссовет, и этого бы не дали. Он еще пожалеет, что не получил от нее
радостей за эти семь лет. Пожалеет, ан будет поздно.
И она осталась.
На другой день настойчивый молодой человек (он оказался, к невезению,
на целых шестнадцать лет моложе Анечки) позвонил и предложил встретить
ся.
Поскольку ее любовь к Игорю Ивановичу вчера окончилась, Локоткова дал
а
согласие. Они сходили в шашлычную. Шашлыка там не было, съели люля-кебаб,

выпили бутылку "Гамзы". И Сема (надо же, его, по роковому стечению, звали
Семеном, как Анечкиного отца) предложил зайти к нему в скромные апартаме
нты
попить чайку.
Она поднялась с ним на четвертый этаж старого дома на улице Кирова, в
коммунальную квартиру с длинным коридором, заставленным шкафами. Едва
он
закрыл дверь, как притянул, не зажигая света, Анечку к себе и стал бешеным
и
руками проверять у нее наличие то одного, то другого.
-- У меня все на месте, -- гордо сказала она, отстраняя и отстраняя его
настырные руки. -- Но так нельзя! Так я уйду. Сразу -- нехорошо, потому что
несерьезно. Чего доброго, подумаете, что я легкомысленная.
-- Ни за что не подумаю! -- говорил он, высвобождая свои руки из ее рук
и опять принимаясь за свое нахальство. -- И потом, я еще вчера понял, что
это серьезно...
-- А ты любишь детей, Сема? -- уже дрожа и теряя холодный расчет, безо
всякой надежды на честный ответ, прошептала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200