Конечно, это шелуха, отголоски пережитого, а в душе Тавров -- коммунист
настоящий. Но надо все же думать, что говоришь! Первым встречным он
рассказывает жуткие анекдоты. И обиднее всего -- сам насмехается над свои
ми
статьями. Он и Макарцеву не раз приводил цитаты из старых высказываний

нынешних руководителей, которые теперь звучат так, что лучше не вспомина
ть.
Макарцеву приходила мысль: а не избавиться ли от греха подальше от
Таврова? Но хваля его за деловитость, редактор не кривил душой. Макарцев

знал: когда выдвигается какой-нибудь вопрос на партбюро, Тавров, не
колеблясь, поддерживает линию редактора, в отличие от тех журналистов,

которым ничего не стоит уволиться. Больше того, именно благодаря циничн
ости
он безотказен. Что в нем еще оставалось, так это порядочность в том
конкретном преломлении, из-за которого и решил он получить совет именн
о
Раппопорта.
-- Яков Маркыч, хочу посоветоваться под партийное слово, что между
нами...
Раппопорт и бровью не повел. Он продолжал смотреть мимо, в неизвестную

точку на стене. Макарцев тоже туда глянул, но ничего не увидел.
-- Чего молчишь? Даешь слово?
Плечи Таврова чуть поднялись вверх и опустились.
-- Зачем? А дав, я не могу также продать тебя? Решил -- говори.
Раздумал -- я уйду.
-- Нет, все-таки дай слово коммуниста!
-- Ладно, -- Яков Маркович причмокнул губами. -- Возьми.
Отступать было поздно, и Макарцев подробно изложил ему историю с серой

папкой и свои подозрения.
-- И все?
Опять возникла нелепая пауза.
-- Что же, не считаешь это серьезным?
Раппопорт немного посопел.
-- Ну откуда я знаю, -- наконец выдавил он, -- серьезно это или нет?
Спроси там! Или боишься?
-- Там, там! А если бы тебе подложили?
-- Мне? Смотря что! Дай-ка взглянуть.
Поколебавшись, Игорь Иванович открыл сейф и вытащил папку. Яков
Маркович раскрыл ее на коленях, бегло глянул на заглавие, отогнул больши
м
пальцем первую страницу, прочитал имена Джиласа, Оруэлла, Солженицына.

Макарцев смотрел на него и терпеливо ждал. Лицо Раппопорта ничего не
выражало. Он перелистал еще с полсотни страниц и снова углубился в текст
.
Засопел, хмыкнул.
-- Что там?
-- М-м-м, -- помычав, Тавров вдруг прочитал вслух: "Кто скажет мне, до
чего может дойти общество, в основе которого нет человеческого достоинс
тва?"
-- Видишь? -- воскликнул Макарцев. -- А я тебе что говорил?!
Яков Маркович захлопнул папку, аккуратно связал тесемочки и протянул

назад.
-- Ты ее тоже держал?
-- Нет! -- отрезал Тавров. -- За слово "держал", которое можно
истолковать как "хранение", -- до семи лет.
-- Знаю!
-- А за слово "тоже" добавят нам с тобой строгий режим -- групповое
дело. И еще по рогам -- пять.
-- Как -- по рогам?
-- Не будешь иметь права выбирать депутата Макарцева в Верховный
Совет... Мне-то чихать! Ну, вернусь в зону, потеряв две сотни зарплаты, на
которые все равно ничего не купить! А тебе...
-- Хорошо, Тавров, допустим, мне действительно больше терять... Как бы
ты поступил на моем месте?
-- На твоем? -- Раппопорт захохотал. -- Но ты все равно так не
сделаешь!
-- Сделаю, скажи!
-- У тебя есть друг? Ну, редактор какой-нибудь газетенки?
-- Есть, и не один...
-- Так вот... Поезжай к нему, поговори о чем-нибудь, а уходя, случайно
забудь папку на столе.
-- Шутишь! -- разозлился Макарцев. -- А я серьезно. Выходит, сидел, а
мудрости не набрался.
-- Посмотрю, чего ты наберешься, посидев с мое!
-- Я? -- глаза у Макарцева стали злыми.
-- Ладно! -- смягчился Раппопорт. -- Все просто: отдай папку мне.
-- Тебе?
-- Конечно! Я, в случае чего, признаюсь, что без разрешения взял в
кабинете почитать. А ты ее в глаза не видел!
Макарцев изучающе смотрел на Якова Марковича, пытаясь понять степень

серьезности предложения на этот раз.
-- И не боишься?
-- В третий-то раз меня, авось, не посадят...
-- Чушь! -- произнес редактор, понимая, что его согласие, очень
удобное, неприемлемо. -- Исключено!
-- Пожалуй, ты прав, -- согласился Раппопорт. -- Все равно это
распространение антисоветской литературы через твой кабинет, та же

семидесятая статья... А ты, Макарцев, лучше, чем я думал...
-- Неужели? -- усмехнулся тот, польщенный.
-- Серьезно! Я ведь редко кого хвалю. Только ты всегда боишься: вдруг
подумают, что ты и в самом деле лучше, чем ты есть. Ты в положении собаки в
известной загадке.
-- Какой?
-- Как заставить собаку съесть горчицу? Если дать -- она есть не
станет. А если помазать ей горчицей зад, слижет без остатка. Слизывай!
-- Если так, -- нахохлился Макарцев, -- то правильно делают, что этих
мазателей горчицей сажают.
-- Вон как запел! Речь-то о собаках. А люди -- любят лизать горчицу. Ты
что ли будешь решать, что им есть и от чего воздерживаться? А кто хочет
горчицы -- того, значит, сажай! Сейчас стесняются. Но погоди! Вот-вот
начнется новый культ, и тогда...
-- Постой-ка! Почему начнется?
-- А культы у нас всегда начинаются на крови. Культ Ленина -- после
гражданской войны. Сталина -- после уничтожения кулачества, а второй цикл
--
после войны. Кукурузника -- после подавления танками Венгрии. Нынешнего...

-- Думаешь -- после Чехословакии?
-- Само собой!
-- Тогда можешь считать, что культ начался, -- нахмурился Макарцев. --
Размер фотографий рекомендовали увеличить и давать их чаще.
-- Понятно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200