И для всех и

каждого -- Сибирь.
И с таким немощным телом этот великан, едва вышедший из глубин Азии,
силится ныне навалиться всей своей тяжестью на равновесие европейско
й
политики и господствовать на конгрессах западных стран, игнорируя все у
спехи
европейской дипломатии за последние тридцать лет. Наша дипломатия сдел
алась
искренней, но здесь искренность ценят только в других.
Как это ни звучит парадоксально, самодержец всероссийский часто
замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в
котором он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел
.
Этот предел положен ему бюрократией, силой страшной повсюду, потому чт
о
злоупотребление ею именуется любовью к порядку, но особенно страшной
в
России.
У русских такой печальный и пришибленный вид, что они, вероятно,
относятся с одинаковым равнодушием и к своей, и к чужой гибели. Жизнь
человеческая не имеет здесь никакой цены. Существование окружено таки
ми
стеснениями, что каждый, мне думается, лелеет тайную мечту уехать, уехат
ь
куда глаза глядят, но мечте этой не суждено претвориться в жизнь. Дворяна
м
не дают паспортов, у крестьян нет денег, и все остаются на месте, сидят по

своим углам с терпением и мужеством отчаяния.
Дело здесь идет не о политической свободе, но о личной независимости, о

возможности передвижения и даже о самопроизвольном выражении естеств
енных
человеческих чувств. Покой или кнут! -- такова дилемма для каждого.
Что за страна! Серые, точно вросшие в землю лачуги деревень, и каждые
тридцать-пятьдесят миль -- мертвые, будто покинутые жителями, города, тож
е
придавленные к земле, тоже серые и унылые, где улицы похожи на казармы,
выстроенные только для маневров. Вот вам, в сотый раз, Россия, какова она

есть.
Зима и смерть, чудится вам, бессменно парят над этой страной. Северное
солнце и климат придают могильный оттенок всему окружающему. Спустя

несколько недель ужас закрадывается в сердце путешественника. Уж не

похоронен ли он заживо, мерещится ему; и он хочет разорвать окутавший ег
о
саван, бежать без оглядки с этого сплошного кладбища, которому не видно н
и
конца ни краю.
-- Что это за отряд? -- спросил я фельдъегеря.
-- Казаки, -- был ответ, -- конвоируют сосланных в Сибирь преступников.
Люди были закованы в кандалы. Чем ближе мы подъезжали к группе ссыльных

и их конвоиров, тем внимательнее наблюдал за мной фельдъегерь. Он усилен
но
убеждал меня в том, что эти ссыльные -- простые уголовные преступники и чт
о
между ними нет ни одного политического.
Все приносится в жертву будущего. В этой могильной цитадели мертвые
кажутся более свободными, чем живые. Тяжело дышать под немыми сводами. Н
а
всем лежит печать уныния и какой-то неуверенности в завтрашнем дне.
Терпимость не гарантируется ни общественным мнением, ни государствен
ными
законами. Как и все остальное, она является милостью, дарованной одним

человеком, который завтра может отнять то, что он дал сегодня.
Если преступников не хватает, их делают. Жертвы произвола могил не
имеют. Дети каторжников -- сами каторжники. Вся Россия -- та же тюрьма и тем
более страшная, что она велика и так трудно достигнуть и перейти ее грани
цы.
"Государственные преступники..." Если бы эти страдальцы вышли теперь
из-под земли, они поднялись бы как мстящие призраки и привели бы в
оцепенение самого деспота, а здание деспотизма было бы потрясено до
основания. Все можно защищать красивыми фразами и убедительными довод
ами.
Но, что бы там ни говорили, режим, который нужно поддерживать подобными

средствами, есть режим глубоко порочный. Всякий, кто не протестует изо вс
ех
сил против режима, делающего возможным подобные факты, является до извес
тной
степени его соучастником и соумышленником.
Если бы удалось устроить настоящую революцию силами русского народа,

избиение было бы регулярно, как военные экзекуции. Деревни превратились
бы в
казармы, и организованное убийство, выходя во всеоружии из хат, повело б
ы
наступление стройно, в полном порядке; словом, русские пошли бы на погром
от
Смоленска до Иркутска.

-- Э, голубчик, -- усмехнулся Макарцев, -- да тут вы просто наивны!
-- Любопытно узнать, в чем? -- спросил маркиз.
-- Вы не понимаете прочности и незыблемости нашей идеологии. Хотя
потрясение двадцатого съезда было сильным -- но это была сила партии, а не

сила реабилитированных из лагерей! Все это легко советовать со стороны
,
отпускать дешевые смешки. Попробовали бы сами руководить нашей огромн
ой
страной!
-- Ни в коем случае! -- испугался Кюстин. -- Я только предполагал, что
так будет, а теперь говорю: меня удручает то, что вижу. Читайте дальше,
месье!

Современное политическое положение в России можно определить в
нескольких словах: это страна, в которой правительство говорит что хоче
т,
потому что оно одно имеет право говорить. Так, правительство говорит: "Во
т
вам закон -- повинуйтесь", но молчаливое соглашение заинтересованных сто
рон
сводит на нет те его статьи, применение которых было бы вопиющей
несправедливостью. Таким образом, ловкость и смышленость подданных

исправляет грубые жестокие ошибки власти.
Обычное русское лукавство: закон обнародован, и ему повинуются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200