Потом начиналась возня с совпадением второй, красной краски, кот
орой
был помечен лозунг или рамка вокруг особо важного сообщения. А драгоцен
ное
ночное время, когда надо видеть розовые сны или веселиться, пропадало.
Сироткина сидела в пустом ожидании. Даже позвонить некому, излить душу.

Все давно спят. Она сидела в просторном кресле за столом редактора. Демок
рат
Макарцев считал, что такое доверие "свежей голове" увеличивает чувство

ответственности сотрудника. Двери во второй, личный, кабинет Макарцева и
его
комнату для отдыха с отдельным выходом были, естественно, заперты. Слев
а
стоял мертвый пульт селектора: какой отдел ни нажимай, хотя и раздастся

сейчас пронзительный звонок в отделе, но там никого нет. Маятник часов

медленно толкался то в одну сторону, то в другую. Надежда старилась в
кабинете, и никому не было до этого дела.
Она стала выдвигать из стола ящики. В них лежали телефонные справочник
и
ЦК, горкома, Моссовета с грифом "Для служебного пользования", будто нашелс
я
бы на свете человек, который читал их для личного наслаждения. Пачки
буклетов и рекламных проспектов туристских фирм многих стран, в которы
е
ездил редактор, лежали тут, и Надежда без особого интереса полистала их.

Потом пошли копии отчетов бухгалтерии о расходовании газетой средств
,
перемежаясь с поздравлениями редактору к Новому году и Дню Советской ар
мии,
еще не выброшенные Анной Семеновной. Это все Надежда отложила целой пачк
ой.
Вдруг взгляд ее упал на толстый конверт, который она вынула из стола.
Узнать, о чем редактор хочет советоваться в КГБ, она решила немедленно. Он
а
извлекла маркиза де Кюстина и тут же начала читать его, позабыв обо всем

остальном. Оторвалась она, когда было около часу. До пуска ротационных ма
шин
оставалось чуть-чуть. Надины мысли вернулись к Ивлеву. Она покраснела,

вспомнив, сколько глупостей наделала днем, и твердо сказала себе, что это
го
больше не повторится.
-- Поклянись! -- сказала она себе.
-- Клянусь! -- ответила себе она.
Тут отворились обе двери, составлявшие тамбур макарцевского кабинета,
и
появился Ивлев. В первое мгновение зрачки у Нади расширились, и она снов
а
почувствовала, что краснеет. Казалось, появись сейчас Иисус Христос,
Сироткина изумилась бы меньше. Но сегодня Ивлев значил для нее больше

Христа. Христос был для нее бестелесен, а Ивлеву она уже принадлежала, хот
я
ничего не было.
Вячеслав еще держался за ручку двери, когда Надя нашлась. Только
женщине дана эта сообразительность: превратить неожиданную ситуацию
в
обычную и даже будто бы ясную ей заранее.
-- Вам кого? -- невозмутимо спросила Сироткина, и лишь глаза ее лукаво
блеснули под настольной лампой. -- Я вас не вызывала. Вы по какому вопросу?

Он пришел сам, и наконец-то у нее есть возможность сделать вид, что он
ей вовсе не нужен, что она к нему абсолютно равнодушна. Подумать только!

Несколько часов назад она должна была быть и женщиной, и мужчиной,
преодолевать себя и его, стыдясь, добиваться... А теперь он стоял,
внимательно на нее глядя и даже вроде бы волнуясь.
-- Я помешал?
Она не ответила, похлопала глазами, проверяя, не сон ли это.
-- Вы устали и хотите спать?
Он, оказывается, глупый. Она закрыла глаза вовсе не потому!
-- Мяу!.. -- она, потянувшись, замурлыкала. -- Так по какому вопросу вы
пришли ко мне на прием?
-- По личному, -- объяснил он. -- Можно?
Вячеслав приблизился, перегнулся и положил свои руки на ее, лежащие на

холодном стекле макарцевского стола. Она почувствовала гнет его рук и

мгновенно стала безропотной, как днем у него в комнате. Все предыдущие

намерения испарились, сердце застучало чаще. Она ждала. Отпустив одну е
е
руку, он надавил пальцем кнопку настольной лампы. Стало темнее. Из окна

падал рассеянный свет, делая лицо Нади нерезким в желтоватом сумраке. О
н
потянул ее за пальцы к себе. Сироткина поднялась с кресла и плавно проплы
ла
вокруг стола, словно ведомая в неизвестном танце.
-- Да? -- спросил он.
Это "да" донеслось до нее издалека, будто долго летало по редакторскому

кабинету, отражаясь от стен и потолка, прежде чем попасть ей в уши.
-- Что -- да? -- переспросила она беззвучно, одними губами.
-- Не передумала?
Усмехнувшись краешком губ, она медленно покачала головой, осуждая его

за эти сомнения, и, склонив голову, подставила ему приоткрытый рот. Вячесл
ав
поцеловал краешки рта, все еще опасаясь запрета. А она, испугавшись, как б
ы
он не принял ее стеснительность за отсутствие желания, и вспомнив, что о
н
делал с ней днем, провела руками у него по спине, потом перевела их к нему

на грудь, отодвинула в сторону галстук, расстегнула одну за другой пугов
ицы
рубашки и просунула руки внутрь, потом резко поднялась и начала снимать
с
себя одежду; аккуратно отделяя от себя каждую часть, она протягивала ее

Ивлеву и целовала его после каждой отданной ему детали.
-- Сейчас я люблю тебя, -- сказал он.
Она кивнула, что могло означать: само собой разумеется, сейчас ты меня
любишь. Сейчас меня нельзя не любить. Но она не пошевелилась, стояла в шаг
е
от него, растерзанного и навьюченного ее вещами. Он оглянулся, ища куда б
ы
деть ее одежду, и положил на узкий длинный стол, за которым редакторы
отделов собирались на планерку. Потом он взял Надю за локти, приподнял и

посадил на стол Макарцева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200