Благодаря навис
шему
над головами всех террору, рабская покорность становится незыблемым пр
авилом
поведения. Жертвы и палачи одинаково убеждены в необходимости слепог
о
повиновения.
-- Что за преувеличения! -- воскликнут русские. -- Какие громкие фразы
из-за пустяков!
Я знаю что вы называете пустяками, в этом вас и упрекаю! Ваша привычка
к подобным ужасам объясняет ваше безразличное к ним отношение, но отнюдь
его
не оправдывает. Вы обращаете не больше внимания на веревки, которыми на

ваших глазах связывают человека, чем на ошейники ваших собак. Умерьте ва
ше
рвение, откажитесь только от лжи, которая всюду господствует, все
обезображивает, все отравляет у вас, -- и вы сделаете достаточно для блага

человечества.
Среди бела дня на глазах у сотен прохожих избить человека без суда и
следствия -- это кажется в порядке вещей. В цивилизованных странах
гражданина охраняет от произвола агентов власти вся община; здесь
должностных лиц произвол охраняет от справедливых протестов обиженног
о.
Адвокатов не может быть в стране, где отсутствует правосудие. Откуда же

взяться среднему классу, который составляет основную силу общества и б
ез
которого народ превращается в стадо, охраняемое хорошо выдрессирован
ными
овчарками?
Нравы русских, вопреки всем претензиям этого полуварварского племени
,
еще очень жестоки и надолго останутся жестокими. И под внешним лоском

европейской элегантности большинство этих выскочек цивилизации сохр
анило
медвежью шкуру -- они надели ее мехом внутрь. Но достаточно их чуть-чуть
поскрести -- и вы увидите, как шерсть вылезает наружу и топорщится. Русски
е
не столько хотят стать действительно цивилизованными, сколько стараю
тся
казаться таковыми. В основе они остаются варварами. К несчастью, эти варв
ары
знакомы с огнестрельным оружием. Это -- нация, сформированная в полки и
батальоны, военный режим, применимый к обществу в целом и даже к сословия
м,
не имеющим ничего общего с военным делом.
Из подобной организации общества проистекает такая лихорадка завист
и,
такое напряжение честолюбия, что русский народ теперь ни к чему не спосо
бен,
кроме покорения мира. Мысль моя постоянно возвращается к этому, потому ч
то
никакой другой целью нельзя объяснить безмерные жертвы, приносимые

государством и отдельными членами общества. Очевидно, народ пожертвов
ал
свободой во имя победы.
Возникает серьезный вопрос: суждено ли мечте о мировом господстве
остаться только мечтою, способной еще долгое время наполнять воображе
ние
полудикого народа, или она может в один прекрасный день претвориться в

жизнь? Скажу лишь одно: с тех пор как я в России, будущее Европы
представляется мне в мрачном свете.
Участь России, уверяют меня, -- завоевать Восток и затем распасться на
части. Научный дух отсутствует у русских. У них нет творческой силы, ум по

природе ленивый и поверхностный. Если они и берутся за что-либо, то тольк
о
из страха. Народ, не могущий ничему научить те народы, которые он собирает
ся
покорить, недолго останется сильнейшим. Государство, от рождения не
вкусившее свободы, государство, в котором все серьезные политические кр
изисы
вызывались иностранными влияниями, такое государство не имеет будущег
о.
Я стою близко к колоссу, и мне не верится, что провидение создало его
лишь для преодоления азиатского варварства. Ему суждено, думается мне,

покарать испорченную европейскую цивилизацию новым нашествием с Восто
ка. Нам
грозит вечное азиатское иго, оно для нас неминуемо, если излишества и пор
оки
обрекут нас на такую кару.
Эта милая страна устроена так, что, не имея непосредственной помощи
представителей власти, иностранцу невозможно путешествовать по ней б
ез
неудобств и даже без опасностей. Вы решаете лучше не видеть многого, чем б
ез
конца испрашивать разрешения -- вот первая выгода системы. Вы всегда буде
те
под пристальным наблюдением, вы сможете поддерживать лишь официальны
е
контакты со всевозможными начальниками, и вам предоставят лишь одну сво
боду
-- свободу выражать свое восхищение перед законными властями. Вежливост
ь,
таким образом, превращается в способ наблюдения за вами. Все занимаютс
я
здесь шпионством из любви к искусству, чаще не рассчитывая на
вознаграждение.
Я делаю записи и тщательно их прячу. Меня, быть может, ждет в лесу
засада: на меня нападут, отберут мой портфель, с которым я не расстаюсь ни

на минуту, и убьют меня, как собаку. А мне предстоит еще многое осмотреть в

России, где я отнюдь не собираюсь зимовать. Соберу все заметки, написанны
е
мною, хорошенько запечатаю всю пачку и отдам на сохранение в надежные ру
ки
(последние не так-то легко найти). Если же вы обо мне не услышите, знайте,
что меня отправили в Сибирь.
Набережные Петербурга относятся к числу самых прекрасных сооружений
в
Европе. Тысячи человек погибнут на этой работе. Не беда! Зато мы будем имет
ь
европейскую столицу и славу великого города. Оплакивая бесчеловечну
ю
жестокость, с которой было создано это сооружение, я все же восхищаюсь ег
о
красотой.

-- Наконец-то! -- воскликнул Макарцев.
-- Что именно? -- поинтересовался маркиз де Кюстин.
-- Наконец вы нашли, что похвалить! Я ведь родился в Питере и люблю
этот город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200