0.30, как полагалось по графику, хотя было уже
0.45. Она сунула ручку обратно ему в карман и побежала к лифту. Когда
створки захлопнулись, она облегченно вздохнула -- от тишины, от возможнос
ти
вернуться к себе самой. Слава Богу, отмучилась!
Ивлева не было. Сироткина заперла кабинет, спрятала ключ в столе Анны
Семеновны, спустилась по лестнице. Комната спецкоров тоже была закрыта.
Надя
вздохнула, сказала себе, что именно этого она и ждала, накинула шубейку,

напудрилась и подкрасила губы, чего почти никогда не делала, хотя и носил
а
французскую пудру и помаду с собой. Ее ждала разгонка -- последняя
редакционная машина, чтобы отвезти домой. Усевшись в теплую машину рядо
м с
шофером, Сироткина увидала Вячеслава Сергеевича. Он сидел на мокрой скам
ье в
сквере, под корявым старым кленом, освещенный тусклым фонарем,
покачивающимся от ветра. Воротник поднят, и поза старушечья -- всунув руки
в
рукава. Совсем замерз, бедненький, ожидая. Шофер поднял голову от руля,
потянулся рукой к ключу, другой рукой протирая глаза.
-- Я не поеду, -- вдруг сказала Сироткина. -- Мне тут недалеко,
пройдусь пешком.
Он вытащил путевку и протянул ей расписаться.
-- Время поставь попозже, -- попросил он.
Сироткина быстро расписалась, он сам захлопнул дверцу и уехал. Она тихо

подкралась к Ивлеву сзади, отогнула воротник, подула ему в ухо. Не
оборачиваясь, он сильно сгреб ее рукой.
-- Мне больно, больно! -- захрипела она. -- Голову оторвешь!
-- Ты где живешь? -- спросил Славик, обводя ее вокруг скамейки и ставя
между колен.
-- На авеню Старых Кобыл.
-- Это, простите, где?
-- Так один приятель отца говорит. А вообще-то Староконюшенный
переулок...
-- Арбат? За час дойдем.
-- Дойдем... А жена? Она будет беспокоиться...
-- Она привыкла...
Ивлев взял Надю за руку, и они вышли на полутемную улицу. Большая часть
фонарей для экономии электричества была погашена. Возле тротуара лежа
ли
сугробы, черные от копоти, в окружении больших луж. Прогромыхал грузовик
--
строительные детали по Москве возили и ночью. Милицейская патрульная ма
шина
проехала мимо, задержавшись. Наряд подозрительно оглядел Ивлева и Надю,
но
вылезать и проверять документы поленился.
-- А я люблю Москву ночью, -- мечтательно сказала она. -- В ней нет
толкучки, очередей, хамства. Особенно люблю, когда выпал снег: все
становится чистым.
-- Снег похож на стиральный порошок...
-- Нет! На белые простыни!.. -- она повернулась к нему, идя спиной
вперед, поцеловала в щеку. -- Знаешь, я всегда думала, что это будет в
двухспальной кровати, как в заграничных фильмах. Простыня -- с мелкими
цветочками. А утром раздвинешь занавес -- за окном солнце и лес -- весь в
снегу!
-- У редактора на столе -- приятнее.
-- Газета -- публичный дом, ты сам говорил.
-- Запомнила?
-- Я все запоминаю, что говоришь ты. Я такая счастливая сегодня!
Добилась все-таки тебя. Получила!
Вячеслав усмехнулся, хотел что-то произнести, но передумал.
-- Знаешь, даже не верится... -- продолжала она. -- Скажи, теперь я
женщина?
-- Нет еще.
-- Нет? А я думала... Ну и когда же?
-- Что -- когда?
-- Когда стану женщиной?
-- Откуда я знаю? Наверно, когда не будешь спрашивать у меня.
-- Газета -- публичный дом, -- мечтательно произнесла Надя. -- У нас в
отделе два социолога материалы для диссертации собирают. Вчера один, ко
гда
мы вдвоем в комнате остались, подходит и кладет руку на талию. "Наденька, --

говорит, -- у меня к вам просьба..." "Пожалуйста", -- говорю. Снимаю его
руку с талии и кладу в нее пачку писем... "Я попрошу письма антисоветского

содержания откладывать, чтобы нам не приходилось просматривать всю поч
ту".
-- А раньше?
-- Раньше я эти письма начальству сдавала, как велели... Я же не
знала... А сегодня поняла.
-- Почему сегодня?
-- А я у редактора в столе Самиздат нашла; когда будете дежурить,
Вячеслав Сергеич, обязательно почитайте серую папку. Только никому! Я

сказала вам, потому что... у меня никого нет. Вот мой Староконюшенный... В
том подъезде живет Хрущев.
-- Его охраняют?
-- В нашем доме все подъезды охраняют. Зайдите, не бойтесь...
Они постояли немного в темноте, подождали, пока лифтер отошел к своему

столу в углу холла. Дверца лифта захлопнулась, и сквозь решетку просунул
ись
тонкие пальцы. Он стал целовать их, все по очереди.
-- Пожалей меня! -- прошептала она. -- А то умру от неисполненных
желаний.

_31. СВИДАНИЕ В КРЕМЛЕВКЕ_

Опасность миновала настолько, что Игоря Ивановича перевезли в новый

корпус в сосновой роще на Рублевском шоссе. Но он все еще лежал на спине.

Первое время он вздрагивал от пронзительных звонков, периодически
раздававшихся во всех палатах.
-- Да вы не волнуйтесь, -- ласково успокаивала хорошенькая сестра.
-- А в чем дело?
-- Звонки -- просто предупреждения медперсоналу. Пока звенит, выходить
в коридор нельзя: член Политбюро лечиться приехал. А пройдет он -- и опять

можно...
И Макарцев действительно привык. Ему даже было приятно, когда звенел
звонок: вот и здесь, в больнице, Игорь Иванович находился поблизости от

руководства. Вчера после очередного консилиума профессор Мясников поо
бещал,
что вот-вот разрешит повернуться на правый бок.
-- Еще месяц, ну, от силы полтора, и будете, как огурчик, правда, пока
еще маринованный...
-- Мне нужен телефон, -- потребовал Макарцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200