Но все равно в тот же вечер Никанора, обалделого от собственной
радости, всеобщего внимания и самогона, Клавка на себе женила. В застоль
е
она исхитрилась оказаться с ним рядом и уж не отходила ни на ступню. То и

дело Клавдия как бы невзначай к бедру его прикасалась. Она смотрела на не
го
влажными преданными глазами, а стоило ему слово сказать, закатывалась о
т
смеха. Созрела Клавка давно и, когда возможность открывалась, гуляла в ле
су
со случайными чужими. Но по абсолютному отсутствию в Аносине мужиков

последний период длительно пребывала на полной диете и потому была сил
ьно
активная.
Никаноровские старики, дождавшись сына, на радостях померли с
интервалом в три месяца, оставив молодым гнилую хату под соломой. Никано
р с
Клавкой сами сруб перебрали. А ровно через девять месяцев, день в день,
родила Клавдия сына. Как они его выходили, бледненького да рахитичного,

одному Богу известно. В колхозе не платили ни деньгой, ни картошкой,
заставляли вкалывать за электричество. Если не выйдешь с косой в поле,

срежут провода на столбе, и сиди впотьмах.
Клавка таскалась за две версты по святую воду из монастырского родник
а
и в ней Лешеньку купала. Сам-то Аносинский девичий монастырь свели под

колхозный гараж -- в нем заросли бурьяном две полуторки, не взятые на войн
у
в силу пенсионного возраста. Иконы из монастыря разворовали. Часть разби
того
иконостаса укрыла у себя в доме Клавкина мать Агафья, числившаяся до
разорения монастыря старшей в нем нищенкой.
-- Бога давно нету, -- разъяснял им Никанор. -- Газеты надо читать!
Клавдия верила только своим желаниям и мужика никогда не слушалась. Бо
г
ей понадобился, чтобы сына спасти, и Клавка зачастила в избу к матери, рядо
м
с ней на коленях молилась.
Над монастырскими воротами, неподалеку от двоениновского дома, повер
х
надвратной иконы Богоматери прибит был подковными гвоздями выцветший
портрет
генералиссимуса в обрамлении кладбищенских бумажных цветов. Старики
в
Аносине уверяли, что это для конспирации, и продолжали перед воротами

молиться. Клавка тоже, если Никанор не видел, осеняла себя крестом, чтобы

Господь не забывал про ее Алешеньку.
Вырос Алеха, хотя и хиловатым, но почти что здоровым да радостным,
наперекор голоду и нищете, будто жили в Аносине так, как показывают в
кинофильмах, которые крутят в клубе -- бывшей монастырской гостинице. Сок
ов
своих родители и бабка Агафья для него не пожалели: один-единственный он
у
них так и остался. Никанор, правда, еще хотел изготовить детей: картошку

огород давал, прокормили бы. В Германии, рассказывал он, у всех без
исключения родителей заделано по трое. Но Клавка заболела каким-то женс
ким
изъяном, и врач в больнице в Павловской Слободе сказал Никанору, что у не
е
вообще не может быть детей. Как она изловчилась сродить -- это для медицин
ы
остается загадочным явлением. Что уж там доктор у Клавдии выглядел, Ника
нор
не уразумел, а только она действительно больше не забеременела, видно, вс
я в
первый раз выложилась.
Когда подоспел призывной возраст и забрил военкомат ее Лешеньку,
Клавдия убивалась, плакала под веселые марши духового оркестра, будто

предчувствовала.
Из-за военной малой рождаемости в 64-м в армию был недобор, и здоровье
у всех призывников от послевоенного голода слабое. Но поскольку, как
объяснял Никанор, срочное развитие реактивной авиации и атомного подво
дного

флота для защиты от американского империализма требовало кадров, медиц
инские
комиссии строгость временно сбавили. Так что Алексей оказался здоровя
ком
экстра-класса, сильно годным, и попал в авиационное училище летчиков дл
я
сверхзвуковых МИГов.
Леша Двоенинов приспел к воинской службе в эпоху, когда людей уже
перестали считать винтиками. И они стали просто самыми передовыми и сам
ыми
сознательными в мире советскими людьми. Взлеты их и падения, поступки и

проступки, победы и поражения, их прямые, параболы и эллипсы, то есть вся

геометрия их жизни зависела от Родины, которая вычерчивала Лешину крив
ую и
орбиты всех других леш. Гагарина вывели на орбиту, на орбите его приняли
в
КПСС, и он прилетел и был встречен со славой. Но его могли не принять и не
встретить, или не сообщать ничего, или не сделать его героем, -- все решала

Родина, у которой, согласно песне, все леши вечно в долгу.
Двоенинов об этом не задумывался и принимал судьбу как данность. Хотя в

училище была дисциплина тугая, как натянутая тетива, ему даже нравилось,
что
за все его решения отвечали другие. Жизнь твоя принадлежит не тебе, а
советской Родине. Леша этим гордился. Ему нравилось летать, но видел он

только побеленные баки для горючего на военных аэродромах да склады бом
б за
колючей проволокой, а остальное скрывали облака. Такой он представлял с
ебе
Советскую страну: взлетно-посадочные полосы, склады бомб да еще деревн
я
Аносино и двоениновскоий дом-пятистенка на бугре возле самой чистой в м
ире
реки Истры.Однако либо недодумали чего конструкторы Микоян и Гуревич, л
ибо
схалтурили работяги на авиазаводе -- почтовом ящике 4134, а только вскоре
после прибытия для прохождения службы в Прибалтийский военный округ
у
лейтенанта Двоенинова произошел сбой. В полете вдруг резко упали оборо
ты
двигателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200