Конечно, это не значит, что, живя в деревне, они не угнетали крестьян. Но все-таки они хоть как-то делили их тяготы и этим частично облегчали их долю. Знаешь, сестра, мне кажется, если раджа живет среди своих подданных, то чаша их страданий все же не переполняется. Ты поняла бы меня, если бы видела, как надрываются люди, чтобы вы могли вести роскошную жизнь в городах...
— Да, Анондо, а ты не скучаешь по дому? — неожиданно перебила его Раджлакшми.
— Нет,— коротко ответил тот, не подозревая, что она задала этот вопрос только затем, чтобы остановить его,— слишком тяжела была для нее затронутая тема.
Помолчав некоторое время, она снова спросила его, и голос ее дрогнул:
— Кто остался у тебя дома?
— У меня теперь нет дома,—напомнил саньяси.
— Скажи, брат, обрел ли ты покой, став саньяси? — спросила она его немного погодя.
Он засмеялся:
— Покой? Что ты! У саньяси столько забот! Нет, сестра, все, что я хотел,— это разделить с людьми их страдания, вот этого-то я и добился.
Она опять замолчала.
— Он, наверное, уже уснул,— заметил саньяси,— но я все-таки пойду к нему. Как ты думаешь, сестра, он не рассердится, если я как-нибудь навещу вас в Гонгамати?
— Кто — «он»? — засмеялась Раджлакшми.— Твой старший брат?
— Ну хотя бы так,—усмехнулся саньяси.
— А почему ты не интересуешься, не рассержусь ли я? — спросила она и добавила:—Давай сначала приедем в Гонгамати. А там видно будет.
Я не расслышал ответа саньяси, возможно, он вообще ничего не сказал. Вскоре он подошел к моей повозке и, взобравшись в нее, тихонько окликнул меня:
— Брат, ты спишь?
Я не ответил ему, хотя не спал. Тогда он устроился подле меня, натянул свое рваное одеяло и затих. Мне хотелось подвинуться, чтобы дать бедняге побольше места, но я боялся, как бы он не решил тогда, что я не сплю, и, чего доброго, не возобновил обсуждение наших животрепещущих проблем. А потому я воздержался от проявления к нему добрых чувств.
Остальную дорогу я проспал и не слыхал, как мы въехали в Гонгамати. Проснулся я возле усадьбы Раджлакшми. Уже наступило утро. Нас окружила толпа деревенских жителей, привлеченных приездом своей хозяйки, и, пока выгружали с повозок вещи, я имел возможность разглядеть их. Благодаря Ротону я знал, что почти все в деревне принадлежат к самым низким кастам. Теперь я убедился, что его слова соответствовали действительности.
Несмотря на ранний час, возле нас вертелось человек шестьдесят детей, в большинстве своем совершенно голых или едва прикрытых ветхими тряпицами. Позади них толпились их родители, с любопытством поглядывая на приехавших. Их облик и одежда не оставляли никаких сомнений относительно благородства их происхождения.
Во всяком случае, для Ротона все было абсолютно ясно. Его заспанное лицо буквально исказилось от нахлынувших на него злобных чувств. Он сделался страшен, как гнездо шершней. А тут еще несколько детей, горя желанием получше разглядеть госпожу, настолько осмелели, что почти вплотную подошли к ней... Не выдержав, Ротон издал такой грозный окрик, что, не будь рядом двух возчиков, не избежать в Гонгамати кровопролития.
— Видите, бабу, какие поганцы,— обернулся он ко мне, не испытывая ни малейшей неловкости за свое поведение.— Сразу видно, из каких они каст,— ни стыда ни совести! Да разве могут жить здесь порядочные люди? Эти подонки тут же перетрогают всех, и пропала тогда наша каста.
Раджлакшми услышала слово «перетрогают», и лицо ее омрачилось.
Саньяси тем временем занялся выгрузкой своего багажа. Покончив с нею, он достал кувшин, огляделся по сторонам и, подойдя к мальчишке, оказавшемуся впереди остальных зрителей, схватил его за руку.
— Послушай-ка, малец, возьми этот кувшин и принеси мне воды для чая. У вас тут есть, наверное, какой-нибудь пруд?
Он сунул ему кувшин и повернулся к пожилому крестьянину, стоявшему рядом:
— Не покажешь ли мне, сын уважаемого отца, кто здесь держит корову? Надо бы достать молока.— И добавил, взглянув сначала на Раджлакшми, а потом на меня:—Свежее молоко — великолепная вещь. Чай приобретает от него особый вкус и цвет...
Однако его названая сестра не разделила его восторгов. Хмуро улыбнувшись, она приказала Ротону взять кувшин саньяси, вычистить его и самому принести воды.
Читатель уже имел возможность познакомиться с характером Ротона. Поручение хозяйки его отнюдь не обрадовало — из-за какого-то саньяси чуть свет по холоду отправляться невесть куда за водой! Пылая негодованием, он накинулся на несчастного мальчишку, добавившего ему неприятностей:
— Эй, ты, погань! Зачем трогал кувшин? Иди теперь к пруду чисть его, а потом опустишь в воду.
И, погоняя его гневными взглядами и свирепыми гримасами, он отправился выполнять приказ своей госпожи.
Выходка Ротона позабавила саньяси, да и я тоже не мог удержаться от улыбки.
— Вот, Анондо, что ты устроил! — с ласковой укоризной заметила Раджлакшми.— Саньяси, видно, не успевают проснуться, как начинают чаевничать!
— А что же нам — ждать, пока выспятся хозяева? — парировал ее намек Анондо.— Ну да ладно, с чаем можно подождать. Кстати, надо проверить, есть ли тут очаг и заготовлены ли дрова с соломой. Но молока я все-таки достану. Пойдем, брат,— обратился он ко мне,— ты теперь здесь хозяин — посмотрим, у кого есть корова. Да, сестра,— снова повернулся он к Раджлакшми,— как там насчет вчерашних сладостей? Осталось что-нибудь или ты ночью потихоньку их доела?
Раджлакшми усмехнулась, а женщины, стоявшие в толпе, сконфуженно отвернулись, стараясь скрыть улыбки.
В это время к нам торопливо подошел управляющий Каширам Кушари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190