Пунту старательно все исполнила, и мне волей-неволей пришлось отведать угощение.
«Ну и везет же мне,— подумал я, принимаясь за еду.— Как бы не сочли меня тем самым женихом ценой в тысячу рупий, которого ищут для Пунту. Они еще в прошлый раз проведали, что в Бирме у меня неплохая служба».
Ранга-диди сделалась ко мне необыкновенно внимательной. Не прошло и часа, как Пунту перестала меня дичиться, точно я уже не был для нее чужим.
Девушка она, кажется, славная и из хорошей семьи. Миловидна, хотя и смугловата. Дед без конца перечислял ее достоинства. А Ранга-диди сообщила, что Пунту получила образование.
— Она так замечательно пишет письма,— сказала она,— что рядом с ними все ваши теперешние драмы и романы ничего не стоят. Как-то раз она написала для
соседки Нондорани письмо, так ее муж тут же взял
двухнедельный отпуск и примчался домой.
О Раджлакшми они даже не обмолвились. Никто уже не помнил о минувшем.
На следующий день поезд прибыл на нашу станцию. Было часов десять утра. Дед и Ранга-диди настояли на том, чтобы я вовремя поел и искупался, и мне пришлось
отправиться к ним домой.
Вниманию и заботам не было конца. Через несколько дней в деревне никто уже не сомневался, что я жених Лунту. Даже сама Пунту.
Дед хотел, чтобы свадьба состоялась в месяце бой-шакх, нужно было успеть оповестить всех родственников Пунту.
— Вот ведь как бывает,— заявила мне сияющая Ранга-диди.— Никогда не угадаешь, кто станет варить рис в твоем горшке.
Сначала я был безучастен, затем призадумался и, наконец, испугался. Мало-помалу я и сам стал сомневаться, уж не дал ли я и в самом деле своего согласия. Обстоятельства сложились таким образом, что сказать «нет» было бы неприлично. Мать Пунту была уже здесь, а в одно из воскресений внезапно появился и ее отец. Уехать мне не давали, в доме не прекращалось веселье л шутки, и с каждым днем становилось все ясней, что вше так-таки навяжут Пунту. Оставалось только назначить день свадьбы. Я все больше запутывался в сети—-душа у меня была не на месте, но порвать сеть и освободиться я не мог. И тут представился случай — дед спросил, есть ли у меня гороскоп, ведь без него в таком деле не обойтись.
Собравшись с духом, я поборол наконец свою нерешительность и сказал:
— Вы и вправду собираетесь женить меня на Пунту? Дед некоторое время оторопело смотрел на меня.
— И вправду? Вы только послушайте, что он говорит!
— Но ведь сам-то я ничего не решил.
— Не решил? Так решай. Хоть я и говорю, что Пунту двенадцать — тринадцать, на самом деле ей уже семнадцать, может, и все восемнадцать. Когда же мы выдадим ее замуж?
— Но я-то в этом не виноват!
— А кто тогда виноват? Уж не я ли?
После этого разговора ко мне явились мать девушки,
Ранга-диди и даже соседки. Слезам и упрекам не было конца. Мужчины в деревне говорили, что я негодяй и что меня следует проучить.
Но проучить негодяя гораздо легче, чем выдать девушку замуж. Меня принялись уговаривать. Пунту больше не показывалась. Бедняжка забилась, наверное, от стыда в какое-нибудь укромное местечко. Меня мучили угрызения совести. И зачем только девушки рождаются на свет? Этот же самый вопрос я услышал из уст матери Пунту.
— О несчастная,— причитала она,— прежде чем умереть, ты всех нас погубишь. Уж такая ты невезучая: на море взглянешь—и море высохнет. Где уж жареной рыбе в воде резвиться!
Перед отъездом в Калькутту я позвал к себе деда, дал ему свой временный адрес и сказал, что по поводу женитьбы должен посоветоваться с одним человеком. Как он скажет, так я и сделаю.
— Прошу тебя, братец,— сжимая мою руку, дрожащим голосом проговорил дед.— Не губи девушку. Объясни этому человеку все как следует, чтобы он не противился.
— Я уверен, он согласится, и даже с радостью. Дед благословил меня.
— Когда мне приехать? — спросил он.
— Дней через пять-шесть.
Мать Пунту и Ранга-диди проводили меня со слезами на глазах.
«Что уготовит мне судьба? — думал я.— Однако то, что я оставил им какую-то надежду, может быть, и ее так плохо». У меня не было ни малейшего сомнения, что Раджлакшми не станет возражать против этого брака.
ГЛАВА II
Поезд отошел, едва я ступил на платформу. Следующий будет часа через два. Я призадумался, как бы убить время. И тут со мной заговорил молодой мусульманин, который некоторое время поглядывал в мою сторону.
— Вы не Шриканто?
— Да, это я.
— Не узнаешь? — Он крепко сжал мою руку и, звучно хлопнув меня по спине, завопил во всю мочь: — Едем ко мне! Ты куда направлялся? В Калькутту? Ну ничего, успеется.
С Гохором мы учились в одной школе. Он был старше меня года на четыре и слыл -человеком со странностями. Теперь это, пожалуй, стало еще заметнее. Его натиску и прежде невозможно было противостоять, и я понял, что сегодня он меня не отпустит. Чрезвычайно этим раздосадованный, я даже не сумел сделать вида, что рад его пылкому гостеприимству. Но он был не из тех, кто легко отступается. Гохор сам подхватил мой чемодан, позвал носильщика и водрузил ему на голову мою постель. Чуть ли не силой он увел меня с платформы и, наняв извозчика, заявил:
— Садись.
Выхода не было — возражать бесполезно!
Как я уже говорил, Гохор был моим однокашником. Он жил в двух милях от нашей деревни, в доме на берегу той же реки. В детстве Гохор научил меня стрелять. У его отца было старинное ружье, заряжавшееся с дула. Мы часто бродили с этим ружьем по берегу реки и стреляли птиц в манговых рощах и в зарослях кустарника. Сколько раз я оставался у него ночевать! Мать Гохора угощала нас жареным рисом, патокой, молоком и бананами. У отца Гохора было много земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190