Безусловно, многим из вас довелось видеть различные битвы, но кому приходилось наблюдать такое сражение, когда у воина нет лука, одна рука находится в небоеспособном состоянии, а вооружен он только стрелой? И все-таки он в конце концов одержал победу! Его противник вынужден был ретироваться и позорно бежать.
Я ликовал, мысленно осыпая Мегхнада бесчисленными похвалами. Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Сзади меня стоял Индро.
— Шрикаето, пойдем со мной,— зашептал он,— тебя зовет сестра.
Я вздрогнул, как от удара током.
— Где она?
— Выйдем отсюда, я расскажу.
Когда же мы вышли, он сказал только: «Иди за мной» — и пошел по дороге.
Подойдя к Ганге, я увидел привязанную к берегу лодку. Мы забрались в нее, и Индро отчалил.
Миновав уже знакомый мне лес, мы причалили, поднялись на берег и скоро оказались возле хижины Шах-джи. Было около полуночи. Мы вошли во двор и увидели сестру, освещенную неярким светом керосиновой лампы. Она сидела на земле возле неподвижного тела Шах-джи, положив его голову себе на колени. Рядом валялась огромная кобра.
Тихим голосом сестра рассказала нам о том, что произошло. Днем Шах-джи ходил к кому-то в город истреблять змей. На вырученные деньги он раздобыл вина и напился пьяным. Домой вернулся только к вечеру и, как она его ни отговаривала, решил поиграть со змеей. Позабавившись, он схватил кобру за хвост, намереваясь посадить ее обратно в корзину, но вдруг, одурманенный вином, наклонился, вздумав поцеловать ее. Змея тоже стала ласкаться к нему и запечатлела на его шее свой страшный поцелуй.
Сестра вытерла заплаканные глаза и посмотрела на меня.
— Знаешь, Шриканто, он понимал, что жить ему осталось недолго. «Что же, умирать—так вместе»,—
крикнул он и, бросив змею на землю» стал топтать ей голову, а потом схватил и хотел разорвать. Вон как вытянул. Так и окончилась их игра.
Она осторожно приподняла покрывало с лица Шах-джи и с нежностью поцеловала его посиневшие губы.
— Ну да ладно. Что поделаешь, Индронатх. Я ни в чем не виню бога.
Искренняя боль, горькая обида и в то же время какая-то мольба прозвучали в ее голосе. Но почему обида?—не мог не удивиться я. И о ком эта мольба?
Некоторое время она сидела неподвижно, а потом снова заговорила:
— Вы еще дети, но, кроме вас, у меня никого нет. Поэтому прошу вас — помогите мне. Там есть одно красивое место.— Она указала куда-то к югу от хижины.— Я давно его приметила и думала, хорошо бы лежать там, когда умру. Утром мы его там похороним. Много горя пришлось ему вытерпеть в этой жизни, пусть хоть теперь обретет покой.
— Ты хочешь похоронить Шах-джи? — недоверчиво спросил Индро.
— А как же? Он ведь мусульманин.
— Ты тоже мусульманка?
— Конечно.
Индро смутился, видимо, не ожидая такого ответа. Он действительно очень любил сестру и в душе продолжал надеяться, что она индуска. А я все равно не поверил ей. Я почему-то никак не мог допустить, чтобы она не была дочерью индуса.
На рассвете Индро выкопал могилу, и мы втроем опустили в нее тело Шах-джи. Этот уголок природа, казалось, специально предназначила для вечного упокоения. Он находился высоко над Гангой, на утесе, который несколько вдавался в ее усыпанный галькой берег. Сверху его укрывали дикие лианы. Трудно было найти подходящее место для того, чтобы надежно спрятать самое дорогое.
У нас было тяжело на сердце, когда мы втроем сидели друг подле друга рядом с четвертым, который спал вечным сном глубоко под землей. Солнце еще не взошло. Снизу доносился плеск реки, в вышине пели зорю лесные птицы. А того, кто жил еще вчера, сегодня уже не было. Кто бы мог предположить вчера утром, что мы так проведем нынешнюю ночь и что последние минуты жизни одного из нас так близки!
Вдруг сестра упала на могилу и зарыдала.
— Мать Ганга! — кричала она.— Дай и мне место у своих ног. Мне больше некуда идти!
Лишь два дня спустя я понял, какая горькая правда заключалась в ее словах.
Индро глянул на меня, вскочил на ноги и подошел к лежавшей на земле девушке. Опустившись рядом с ней на колени, он приподнял ее голову и с таким же отчаянием в голосе, как у нее, проговорил:
— Сестра, пойдем со мной. Моя мать не оставит тебя, примет в свой дом. У нее доброе сердце, сама увидишь. Пойдем. Я ведь знаю, ты индуска. Ты не можешь быть мусульманкой.
Девушка не отвечала. Она оставалась неподвижной, словно лишилась чувств. Наконец она поднялась, и мы отправились к Ганге совершить омовение. Там она сорвала с руки железный браслет замужней женщины, бросила его в воду, сняла ожерелье, замазала грязью синд ур на проборе и, когда встало солнце, уже в обличье вдовы вернулась в свой дом.
Только теперь, впервые за время нашего знакомства, она открыто призналась в том, что Шах-джи был ее мужем. Это никак не могло уложиться в голове Индро.
— Но, сестра, ведь ты дочь индуса? — настаивал он.
— Да, дочь брахмана. Шах-джи тоже был брахманом. Индро был поражен.
— Почему же он бросил касту?
— Я толком не знаю. Знаю только, что и я ее потеряла. Ведь у мужа и жены одна каста, одна вера. Сама бы я никогда не пошла на такой грех — уйти из касты...
— Я всегда подозревал это,— глухо проговорил Индро,—и не понимал, как могла ты оказаться с ним, что тебя толкнуло на это. Но теперь я ничего не хочу слушать. Ты пойдешь со мной, к нам.
Сестра некоторое время размышляла о чем-то. Потом подняла голову и медленно проговорила:
— Нет, Индронатх, сегодня я никуда не пойду.
— Почему?
— Я знаю, он оставил после себя некоторые долги. Я никуда не уйду, пока не выплачу их.
— Долги в винную лавку и продавцу гашиша! — вспылил Индро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190