Особенных дел в городе у меня не было, все необходимые хлопоты заняли не больше двух недель. Теперь мне предстояло вплотную заняться отъездом, но предварительно я собирался сдержать свое слово и повидаться с Раджлакшми. В душе я побаивался этого свидания, опасаясь, как бы она не вздумала препятствовать моим планам. Кто его знает, какие соображения могут прийти ей в голову, начнет ещ отговаривать меня... Правда, ни в одном из своих писем она прислала их два — она даже отдаленно не намекала на мое обещание. Но тут я понимал ее — я и сам никогда не смог бы унизиться до такой степени, чтобы откровенно просить приехать ко мне. Так прошло недели две. И вдруг я стал нервничать, меня начали мучить угрызения совести. Я не мог простить себе, что пренебрегаю человеком, так глубоко вошедшим в мою жизнь. И вот однажды, глянув на часы, я решил, что успею на бенаресский поезд. Собираться я не стал — зачем понапрасну тревожить себя, если я отправлялся к человеку, больше меня знавшему, что мне нужно.
В вагоне я никак не мог заснуть, мне мешали бесконечные видения и грезы, неотступно преследовавшие меня всю ночь. Бессвязные и сумбурные, они тем не менее были мне приятны. Наступило утро. Солнце поднималось все выше, разгоняя последние клочья тумана. День вступал в свои права. Наш вагон пришел в движение — одни пассажиры сходили, другие занимали освободившиеся места. Шум стоял невообразимый. Один я продолжал сидеть неподвижно, весь во власти воображения.
Из-за задержки в пути поезд немного опоздал, и было уже довольно поздно, когда я добрался до дома Раджлакшми. Перед его дверью сидел пожилой брахман с трубкой в руках.
— Вам кого? — строго спросил он меня.
Я растерялся и не ответил. Он повторил свой вопрос еще более суровым голосом:
— Кого вы ищете?
Я помялся немного и спросил:
— Скажите, Ротон дома?
— Нет, он ушел на базар.
Оглядев мое серое, запыленное лицо и одежду, брахман, вероятно, решил, что я издалека, и проговорил более приветливо:
— Садитесь, подождите его. Он скоро вернется. Вам нужен именно он?
— А Бонку-бабу дома?
— Дома.— Брахман послал за Бонку слугу. Бонку чрезвычайно удивился, увидев меня.
— Мы думали, вы уже уехали в Бирму,— сказал он мне.
Я не посмел спросить его, кого он имел в виду под словом «мы».
— Ваши вещи, наверное, в коляске,— предположил он.— Надо внести их в дом.
— Нет, я ничего не взял с собой,— ответил я.
— Не взяли? — удивился он.— Значит, вы собираетесь вернуться обратно ночным поездом?
— Да... Если успею. Бонку пожал плечами.
— Зачем же было приезжать на несколько часов?! Слуга принес мне чистое дхоти, полотенце, воду и все
прочие принадлежности для умывания и тут же вышел. Некоторое время я оставался один. Затем меня позвали обедать. Войдя в столовую, я увидел, что места для меня и Бонку отведены рядом. Открылась дверь, и в комнату вошла Раджлакшми. В первое мгновение я не узнал ее. А когда, вглядевшись, понял, кто стоял передо мной, у меня потемнело в глазах. Теперь я хотел одного — ничем не выдать своих чувств, сохранить внешнюю пристойность и как можно скорее выбраться из этого дома.
— Ты благополучно доехал? — спросила меня Раджлакшми.
Я поразился: неужели ей больше не о чем было спросить меня? Я помолчал немного, собираясь с духом, и ответил:
— Да, благополучно.
Теперь я мог присмотреться к ней. Она не только одела самое простое, без всякой каймы сари и сняла все украшения, но и рассталась со своими чудными волосами, роскошной волной закрывавшими ей спину. Конец сари строго закрывал ей голову и лоб до самых бровей, только у шеи с двух сторон выбились непокорные короткие локоны. Она так исхудала и осунулась от всяких постов и воздержаний, что за месяц, казалось, постарела лет на десять.
Рис, которым меня потчевали, комками останавливался у меня в горле. Я с трудом глотал его и желал только одного-—поскорее исчезнуть из жизни этой женщины. А пока мне хотелось хотя бы избежать разговора о том, что я плохо ем. Наконец я кончил с едой.
— Бонку говорит, ты хочешь уехать сегодня же? — спросила Раджлакшми.
— Да,— подтвердил я.
— Но ведь твой пароход уходит только в воскресенье! Я с удивлением посмотрел на нее, не понимая смысла
ее реплики. Она было смутилась, но тут же взяла себя в руки и спокойно договорила:
— У тебя еще три дня...
— Да,— подтвердил я,— но у меня дела в Калькутте.
Она опять хотела что-то сказать, может быть спросить, не устал ли я с дороги, здоров ли, но промолчала. Молчание длилось довольно долго. Наконец она сказала:
— Приехал мой гуру.
Я догадался — это тот самый человек, которого я видел возле дома. К нему-то и возила меня Раджлакшми прошлый раз так неудачно. Мы встретились с ним уже позже — мой поезд отходил после двенадцати, так что времени для беседы у нас оставалось достаточно. Гуру оказался приятным человеком, очень верующим, но довольно широких взглядов. Он знал о нас с Раджлакшми все, она ничего не скрывала от него. Мы о многом поговорили. Он дал мне немало советов, но в иносказательной форме, в виде аллегорий, и, надо отдать ему должное, весьма деликатно. Многое из того, что он говорил мне тогда, я забыл,— возможно, недостаточно внимательно слушал его. Помню только, как он сказал, что предвидел теперешний душевный перелом Раджлакшми и потому всегда был к ней снисходительным,
— Кроме того,— заметил он,— тот, кто совершает ошибки, особенно нуждается в хорошем наставнике.
Он очень хвалил свою ученицу, проявившую поразительную набожность и благочестие.
— Я не видел еще, чтобы люди с такой стойкостью отрекались от земных благ,— заметил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190