ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
И что за брахман этот его друг, если он не побоялся войти в дом мусульманина? Должно быть, он один как перст на всем белом свете». Когда я расспросила Гохора, он сказал, что у его друга в целом мире нет никого и потому ничто его не страшит, ничто не заботит. «А как его зовут, гошай?» — спросила я и, услышав твое имя, вздрогнула. Ты ведь знаешь, что мне нельзя его произносить?
— Знаю,— улыбнулся я.— Ты сама мне говорила.
— Я спросила, как ты выглядишь, сколько тебе лет. Не знаю, многое ли я запомнила из его рассказа, только я почувствовала, как забилось мое сердце. Ты думаешь, нельзя потерять голову, услышав одно имя? Нет, бывает и так, что женщины сходят с ума от одного имени.
— Что же было дальше? — спросил я.
— Потом мне самой стало смешно, но мысли о тебе меня уже не покидали. Среди всех своих дел я думала только об одном: когда ты приедешь снова, когда я увижу тебя воочию.
Я слушал молча. Теперь мне было не до насмешек.
— Ты приехал только вчера,— продолжала Комолло-та,— но сейчас в целом мире нет человека, который любил бы тебя, как я. Разве такое возможно, если бы не существовало прежнего рождения? Я знаю, ты не останешься здесь. Как бы я тебя ни упрашивала, ты скоро уедешь. Я думаю об одном — сколько времени пройдет, прежде чем утихнет моя боль.
И она вытерла краем сари набежавшие слезы.
Я молчал. Никогда прежде мне не приходилось читать в книгах или слышать о том, чтобы женщина после столь непродолжительного знакомства могла так смело и откровенно признаться в любви. Я видел, что она не притворяется. Комоллота была хороша собой, не глупа и достаточно образованна; она хорошо говорила и прекрасно пела. Мне пришлась по душе ее сердечная забота, и я не поскупился на шутливые комплименты, которые раздули искру зародившегося чувства. Но знал ли я всего минуту назад, к чему все это приведет, мог ли предполагать, что ее мольба, слезы и смелое признание наполнят мое сердце горечью! Я был ошеломлен. Стыд терзал меня. Предчувствие беды изгнало мир и покой из моей души. В какой злосчастный день выехал я из Бенареса! Едва освободившись из сетей Пунту, я тут же с головой запутался в других сетях. Юность моя дазным-давно миновала, и вдруг на меня обрушилась волна непрошеной женской любви. Я не знал, куда бежать, где искать спасения. Я и не представлял, как неприятно чувствует себя мужчина, когда молодая женщина молит его о любви. И почему на меня такой спрос? Я все еще нужен Раджлакшми, и возможность того, что она ослабит свою мертвую хватку и отпустит меня на волю, испарилась. Но здесь оставаться больше нельзя. Бог с ними, с этими святыми, завтра же отсюда уеду.
— Да, совсем забыла,— очнулась вдруг Комоллота.— Ведь у меня есть для тебя чай!
— Неужели? Где ты его достала?
— Посылала человека в город. Сейчас приготовлю. Смотри только никуда не убегай!
— Не убегу. А ты умеешь заваривать чай? Комоллота молча кивнула и вышла с улыбкой на
губах.
Я проводил ее взглядом, и мне почему-то стало грустно. В монастыре пить чай не принято, а может быть, даже запрещено, и тем не менее, узнав, что я люблю чай, Комоллота послала за ним в город. Я ничего не знал о ее прошлом и настоящем и только по намекам мог догадываться, что в жизни ее многое достойно осуждения. Но ©на не хотела скрывать от меня правду о себе и настаивала на том, чтобы я ее выслушал. Я отказывался. Мне это было не нужно. Нужно было ей самой. Она хотела поведать мне о своем провалом, чтобы избавиться от гнетущих ее воспоминаний, и в то же время никак не могла решиться.
Комоллота сказала когда-то, что не должна произносить имени Шриканто. Кто этот столь почитаемый ею человек и когда он перешел в мир иной? Должно быть, роковое совпадение имен дало толчок ее воображению, она перенеслась мыслями в прежнее рождение и потеряла представление о реальном мире.
В этом не было ничего удивительного. Хотя она всецело была поглощена служением любви, ее женская природа до сих пор не постигла истинной сути этого чувства. Теперь в душе ее проснулись неутоленные желания, ее утомило служение миру фантазии, охватили сомнения. Комоллота и сама не отдавала себе отчета в том, что ее мятущееся, сбившееся с пути сердце ищет оправдания,—вот почему она снова и снова в тревоге протягивала руку к закрытой двери своего прежнего рождения в надежде найти там ответ. Я понял, что отныне мое имя станет парусом, под которым поплывет ладья ее жизни.
Комоллота принесла свежезаваренный чай, и я выпил его с наслаждением. Как немного нужно, чтобы у человека изменилось настроение! Казалось, мое недавнее раздражение против нее исчезло без следа.
— Комоллота, так ты из касты винокуров?
— Нет,— улыбнулась она,— из касты ювелиров. Но ведь для брахманов между ними нет никакой разницы.
— Для меня, во всяком случае. Да и если бы все касты слились воедино, не было бы беды.
— Наверное, это правда,— согласилась Комоллота,— Ведь ты принимал пищу из рук матери Гохора.
— Если бы ты ее знала! — воскликнул я.— Гохор пошел не в отца, а в мать. Я никогда не встречал такой ласковой, доброй и самоотверженной женщины, как мать Гохора. Помню, как-то раз она поссорилась с мужем. Ссора вышла из-за того, что мать втайне от мужа дала кому-то большую сумму денег. Отец Гохора был страшно вспыльчив, и мы в испуге удрали из дому. Через несколько часов тихонько возвращаемся и видим: мать Гохора сидит, о чем-то задумавшись. Мы спросили ее, чем же все кончилось. Сперва она не ответила, а потом, взглянув на нас, вдруг рассмеялась до слез. Такое с ней нередко бывало.
— Над чем же она смеялась? — спросила Комоллота.
— Сначала мы тоже не поняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
— Знаю,— улыбнулся я.— Ты сама мне говорила.
— Я спросила, как ты выглядишь, сколько тебе лет. Не знаю, многое ли я запомнила из его рассказа, только я почувствовала, как забилось мое сердце. Ты думаешь, нельзя потерять голову, услышав одно имя? Нет, бывает и так, что женщины сходят с ума от одного имени.
— Что же было дальше? — спросил я.
— Потом мне самой стало смешно, но мысли о тебе меня уже не покидали. Среди всех своих дел я думала только об одном: когда ты приедешь снова, когда я увижу тебя воочию.
Я слушал молча. Теперь мне было не до насмешек.
— Ты приехал только вчера,— продолжала Комолло-та,— но сейчас в целом мире нет человека, который любил бы тебя, как я. Разве такое возможно, если бы не существовало прежнего рождения? Я знаю, ты не останешься здесь. Как бы я тебя ни упрашивала, ты скоро уедешь. Я думаю об одном — сколько времени пройдет, прежде чем утихнет моя боль.
И она вытерла краем сари набежавшие слезы.
Я молчал. Никогда прежде мне не приходилось читать в книгах или слышать о том, чтобы женщина после столь непродолжительного знакомства могла так смело и откровенно признаться в любви. Я видел, что она не притворяется. Комоллота была хороша собой, не глупа и достаточно образованна; она хорошо говорила и прекрасно пела. Мне пришлась по душе ее сердечная забота, и я не поскупился на шутливые комплименты, которые раздули искру зародившегося чувства. Но знал ли я всего минуту назад, к чему все это приведет, мог ли предполагать, что ее мольба, слезы и смелое признание наполнят мое сердце горечью! Я был ошеломлен. Стыд терзал меня. Предчувствие беды изгнало мир и покой из моей души. В какой злосчастный день выехал я из Бенареса! Едва освободившись из сетей Пунту, я тут же с головой запутался в других сетях. Юность моя дазным-давно миновала, и вдруг на меня обрушилась волна непрошеной женской любви. Я не знал, куда бежать, где искать спасения. Я и не представлял, как неприятно чувствует себя мужчина, когда молодая женщина молит его о любви. И почему на меня такой спрос? Я все еще нужен Раджлакшми, и возможность того, что она ослабит свою мертвую хватку и отпустит меня на волю, испарилась. Но здесь оставаться больше нельзя. Бог с ними, с этими святыми, завтра же отсюда уеду.
— Да, совсем забыла,— очнулась вдруг Комоллота.— Ведь у меня есть для тебя чай!
— Неужели? Где ты его достала?
— Посылала человека в город. Сейчас приготовлю. Смотри только никуда не убегай!
— Не убегу. А ты умеешь заваривать чай? Комоллота молча кивнула и вышла с улыбкой на
губах.
Я проводил ее взглядом, и мне почему-то стало грустно. В монастыре пить чай не принято, а может быть, даже запрещено, и тем не менее, узнав, что я люблю чай, Комоллота послала за ним в город. Я ничего не знал о ее прошлом и настоящем и только по намекам мог догадываться, что в жизни ее многое достойно осуждения. Но ©на не хотела скрывать от меня правду о себе и настаивала на том, чтобы я ее выслушал. Я отказывался. Мне это было не нужно. Нужно было ей самой. Она хотела поведать мне о своем провалом, чтобы избавиться от гнетущих ее воспоминаний, и в то же время никак не могла решиться.
Комоллота сказала когда-то, что не должна произносить имени Шриканто. Кто этот столь почитаемый ею человек и когда он перешел в мир иной? Должно быть, роковое совпадение имен дало толчок ее воображению, она перенеслась мыслями в прежнее рождение и потеряла представление о реальном мире.
В этом не было ничего удивительного. Хотя она всецело была поглощена служением любви, ее женская природа до сих пор не постигла истинной сути этого чувства. Теперь в душе ее проснулись неутоленные желания, ее утомило служение миру фантазии, охватили сомнения. Комоллота и сама не отдавала себе отчета в том, что ее мятущееся, сбившееся с пути сердце ищет оправдания,—вот почему она снова и снова в тревоге протягивала руку к закрытой двери своего прежнего рождения в надежде найти там ответ. Я понял, что отныне мое имя станет парусом, под которым поплывет ладья ее жизни.
Комоллота принесла свежезаваренный чай, и я выпил его с наслаждением. Как немного нужно, чтобы у человека изменилось настроение! Казалось, мое недавнее раздражение против нее исчезло без следа.
— Комоллота, так ты из касты винокуров?
— Нет,— улыбнулась она,— из касты ювелиров. Но ведь для брахманов между ними нет никакой разницы.
— Для меня, во всяком случае. Да и если бы все касты слились воедино, не было бы беды.
— Наверное, это правда,— согласилась Комоллота,— Ведь ты принимал пищу из рук матери Гохора.
— Если бы ты ее знала! — воскликнул я.— Гохор пошел не в отца, а в мать. Я никогда не встречал такой ласковой, доброй и самоотверженной женщины, как мать Гохора. Помню, как-то раз она поссорилась с мужем. Ссора вышла из-за того, что мать втайне от мужа дала кому-то большую сумму денег. Отец Гохора был страшно вспыльчив, и мы в испуге удрали из дому. Через несколько часов тихонько возвращаемся и видим: мать Гохора сидит, о чем-то задумавшись. Мы спросили ее, чем же все кончилось. Сперва она не ответила, а потом, взглянув на нас, вдруг рассмеялась до слез. Такое с ней нередко бывало.
— Над чем же она смеялась? — спросила Комоллота.
— Сначала мы тоже не поняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190