Анондо изумленно посмотрел на нее и заговорил о другом.
Тем временем началось оформление покупки дома и составление плана его перестройки. Прибыли груды кирпича, штабеля леса, известковый раствор, двери и окна. Раджлакшми деятельно принялась за переделку старого здания.
— Дада,—как-то вечером обратился ко мне Анондо,— не побродить ли нам вместе немного?
В те дни стоило мне заикнуться о том, что я собираюсь выйти из дому, как Раджлакшми тут же налагала запрет.
— Пока вы будете бродить, наступит ночь,— сказала она и на этот раз.— Вы не замерзнете?
— Стоит такая жара,— возразил ей Анондо.— Мыслимо ли сейчас замерзнуть?
Но в этот день мне как раз нездоровилось, и я сказал:
— Конечно, холода можно не опасаться, но сегодня мне что-то не хочется выходить, Анондо!
— Это инертность,— заметил Анондо.— Если вы все вечера будете проводить дома, ваша апатия только усилится. Вставайте.
— У меня есть для вас кое-что другое,— вмешалась Раджлакшми, чтобы разрешить наш конфликт.— Вчера Кшитиш купил и привез мне отличную фисгармонию, а я еще не удосужилась на нее взглянуть. Я готова петь гимны во славу двух богов, а боги будут сидеть и слушать — так вот и скоротаем вечер.
Она кликнула Ротона и велела принести фисгармонию.
— Вы будете петь гимны? — удивился Анондо. Раджлакшми утвердительно кивнула.
— Значит, диди подвластно и это искусство?
— В очень малой мере.— Кивнув в мою сторону, она прибавила:—В детстве он преподал мне первые уроки.
— Я вижу, дада, вы человек скрытный,—-улыбаясь, заметил Анондо.— Вас сразу не разгадаешь.
Раджлакшми рассмешило это замечание, но мне было не до веселья. Анондо введен в заблуждение, теперь он станет донимать меня своими просьбами, а мой отказ будет истолкован им как ложная скромность опытного мастера, и, возможно, в конце концов он даже обидится на меня. Правда, я знал песню Дурьодханы из «Скорби Дхритараштры», но вряд ли меня будет приятно слушать после пения Раджлакшми.
Принесли фисгармонию. Раджлакшми спела несколько гимнов и перешла к вишнуитским песням. Мне показалось, что я не слышал такого пения даже в Мурарипур-ском монастыре. Анондо был потрясен.
— И всему этому вы научились у него? — спросил он.
— Разве можно научиться всему от одного человека?
— Вы правы.
— Дада,—обратился ко мне Анондо,— теперь ваша очередь оказать нам милость. Диди устала.
— Нет, нет, мне нездоровится.
— За ваше здоровье я отвечаю. Неужели вы не исполните просьбу гостя?
— Не могу, я слишком плохо себя чувствую.
Раджлакшми напрасно пыталась сохранить серьезность,— не выдержав, она покатилась со смеху. Тут только Анондо понял, в чем дело.
— Тогда скажите, диди, у кого же вы всему этому научились?
— У тех, кто дает знания в обмен на деньги,— ответил я.— Конечно же, не у меня, ваш дада совсем несведущ в искусстве.
— Я тоже кое-что умею,—помолчав, заговорил Анондо,— но у меня не было времени поучиться как следует. Если уж выпала такая возможность, я сделаюсь вашим учеником,— сказал он, обращаясь к Раджлакшми,— и завершу свое образование. Но неужели вы сегодня нам больше не споете?
— Сегодня мне некогда, брат. Нужно приготовить вам ужин.
— Понимаю,— вздохнул Анондо.— У того, на ком лежат житейские заботы, времени мало. Но я мог бы быть вашим младшим братом, и вам придется взять меня в ученики. Я напомню об этом, когда вам станет скучно одной без дела в незнакомом месте.
Раджлакшми растрогалась:
— Ты врач, Анондо, и, если ты будешь следить за своим болезненным старшим братом, я с удовольствием научу тебя всему, что знаю.
— Неужели у вас нет иных забот? Раджлакшми промолчала.
— Да, таких счастливых людей, как дада, не часто встретишь,— сказал Анондо.
— А такие никчемные, как я, разве часто встречаются?— возразил я ему.— Потому бог и посылает сильных людей, чтобы направлять слабых и беспомощных, а иначе те собьются с пути и никогда не достигнут цели. Вот так в мире и сохраняется гармония. Оглянись хорошенько вокруг— и ты сам в этом убедишься.
Раджлакшми молча посмотрела на нас, затем поднялась и вышла — ее ждали дела.
Вот уже несколько дней, как в доме начались ремонтные работы. Раджлакшми заперла все вещи в одной комнате и стала собираться в дорогу, возложив заботы по дому на старого Тулсидаса.
В день отъезда Раджлакшми дала мне почтовую открытку и сказала:
— Вот что я получила в ответ на свое письмо в четыре страницы—прочитай.
На листке бумаги было всего несколько строчек, написанных женской рукой. Комоллота писала: «Сестра, я живу счастливо. О том, чтобы мне было хорошо, заботятся те, служению которым я себя посвятила. Молюсь о том, чтобы вы были здоровы. Старший гошай выражает глубокое почтение своей Лнондомойи.
Вверившая себя Радхе и Кришне Комоллота».
Обо мне ни слова. Но сколько невысказанного скрывалось за этими скупыми словами! Я посмотрел, нет ли следов слез на бумаге, но ничего не обнаружил.
Тихо сидел я с письмом в руках. За окном сквозь листья двух кокосовых пальм синело безоблачное небо. И вдруг на нем возникли два образа. Один из них — Раджлакшми, воплощение счастья, другой—Комоллота. Оба они были неясными и смутными, как во сне.
Вошел Ротон и нарушил мое забытье.
— Пора купаться, бабу,— сказал он.— Ма велела вам напомнить.
Упаси бог пропустить в этом доме время купания!
В одно прекрасное утро мы снова приехали в Гонгама-ти. Дом не вмещал всех желающих взглянуть на нас. Родные и чужие, приветливо улыбаясь, наперебой осведомлялись о нашем здоровье. На этот раз и Анондо был для всех желанным другом.
Раджлакшми поклонилась госпоже Кушари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190