— Гошай, я пришел, чтобы увидеть Комоллоту,— сказал я.— Где она?
Баба-джи мне понравился. Все в нем говорило о высоком благородстве. Он был прост в обращении, только несколько экзальтирован,—должно быть, сказалось увлечение поэзией и вишнуитским культом любви. Он не стал отрицать, что Гохор рассказал ему обо мне все, что знал. Я вздохнул с облегчением. Мне было не по себе при мысли, что он узнал меня с помощью какой-то сверхъестественной силы. Как бы там ни было, он не ошибся в своей догадке.
Через некоторое время в сопровождении Гохора появилась Комоллота — смуглая стройная женщина лет тридцати с медными, а может быть, и золотыми браслетами на запястьях. Ее волосы, стянутые на затылке, струились по спине, шею украшало ожерелье из веток тулси, в руках она держала мешочек с четками. Увидев ее, я был потрясен. Черты лица, весь ее облик показались мне знакомыми.
Комоллота заговорила, и я сразу понял, что она не из низкой касты. Не дав мне опомниться, она спросила, глядя мне прямо в лицо:
—• Ну как, гошай, узнаешь?
— Нет,— ответил я.— Но мне кажется, что мы где-то виделись.
— Да, во Вриндаване. Разве старший гошай тебе этого не говорил?
— Говорил, только я никогда не бывал во Вриндаване.
— Да нет, ты там бывал. Но это было так давно, что сразу не вспомнишь. Неужели ты забыл, как пас там коров, собирал плоды, украшал нас венками из лесных цветов?
Комоллота тихо смеялась, не разжимая губ. Я понял, что она шутит, но над кем — надо мной или же йад старшим гошаем?
— Уже ночь,— сказала она,— что вы сидите в зарослях? Идите в монастырь.
— Нам еще предстоит долгий путь домой по лесу,— ответил я.—Лучше я приду завтра.
— Кто указал тебе дорогу сюда? — спросила Комоллота.— Нобин?
— Да.
— А он не рассказывал о Комоллоте?
— Рассказывал.
— Так разве Нобин не предупредил тебя, что из тенет вишнуитки нелегко освободиться?
— Ну как же,—рассмеялся я,— он предупредил меня и об этом.
— Нобин осторожный кормчий,—улыбнулась Комоллота.— Ты напрасно его не послушался.
— Почему же?
Но Комоллота не ответила и, кивнув на Гохора, сказала:
— Гошай говорит, что ты едешь служить далеко на чужбину. Но если ты одинок, зачем тебе служба?
— А чем мне еще заняться?
— Делай то же, что и мы. Никто не сможет отнять пищу, освященную Говиндой-джи.
— Это я знаю. Но я уже однажды испытал жизнь аскета.
— Я так и поняла,— усмехнулась Комоллота,— видно, она пришлась тебе не по нраву.
— Что и говорить, долго не вытерпишь.
— Хотя бы и недолго. Пойдем в монастырь, я тебя познакомлю с другими. Здесь у нас целый сад лотосов.
— Я слышал об этом. Но как мы будем возвращаться в темноте?
— А зачем возвращаться? — снова засмеялась Комоллота.— Тьма рано или поздно рассеется! Тогда и пойдешь. Входи. Гоур! Гоур! — воскликнула она.
— Гоур! Гоур! — повторил за ней и я.
ГЛАВА VI
Хотя у меня самого нет склонности к религиозным обрядам, я не мешаю тем, у кого она есть. Тайны веры навсегда останутся сокрытыми для меня. И все же я глубоко уважаю верующих. Я не отдаю предпочтения ни свами, ни садху, и речи каждого из них чаруют мой слух.
От знатоков я слыхал, что таинство духовных устремлений Бенгалии скрыто в вишнуитской общине. В прошлом мне доводилось встречаться с саньяси, здесь мне не хочется вспоминать о последствиях, но на этот раз я решил, что уж если мне вдруг выпала на долю возможность увидеть нечто настоящее, то не следует ее упускать. Мне все равно придется сдержать свое обещание и побывать на боубхате Пунту, и я ничего не потеряю, если проведу эти несколько дней где-нибудь здесь, а не в своей пустой калькуттской квартире.
Войдя в монастырь, я убедился, что Комоллота не погрешила против истины,— передо мной был сад лотосов, но какими невзрачными, помятыми показались мне эти цветы, словно по саду промчалось стадо обезумевших слонов. Вишнуитки всех возрастов были заняты работой. Одна кипятила молоко, другая готовила кхир, третья— сладости, четвертая месила тесто, пятая нарезала фрукты и овощи, и все это делалось для вечерней трапезы бога!
Совсем молоденькая вкшнуитка сосредоточенно плела гирлянды из цветов, а рядом с ней другая старательно прикладывала один к одному разноцветные лоскутки набивной ткани, наверное, для того, чтобы высокочтимый Говинда-джи мог надеть этот наряд после омовения. Никто не сидел без дела, усердие и поглощенность своим занятием были удивительны. Когда я вошел, вишнуитки только на миг вскинули на меня глаза. Губы их шевелились,—должно быть, женщины шептали молитвы.
Тем временем совсем стемнело, стали зажигать светильники.
— Пойдем,— сказала Комоллота,— ты должен поклониться богу. Но скажи, как мне называть тебя? Может быть, «новый гошай»?
— Почему бы и нет,— ответил я.— У вас даже Гохор сделался Гохором-гошаем. А я как-никак сын брахмана. Но чем провинилось мое собственное имя? Возьми да и присоедини к нему слово «гошай».
— Нет, тхакур,— улыбнулась Комоллота.— Я не должна произносить твое имя — это для меня грех. Пойдем.
—- Но какой же здесь грех?
— К чему тебе это знать?
Вишнуитка, которая плела гирлянды, хихикнула и опустила голову.
В храме я увидел множество изображений Радхи и Кришны, сделанных из черного камня и бронзы. Здесь же хлопотали несколько вишнуиток: приближалось время службы и им некогда было перевести дух.
Я почтительно, по всем правилам совершил пронам и вышел. Кроме храма, все остальные комнаты были глинобитные, но повсюду царила необыкновенная чистота и порядок. Можно было сесть на пол, не опасаясь испачкаться. Комоллота постелила коврик на восточной веранде и сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190