Их никто не желает слушать. Однако у всякого правила есть исключения. Об одном таком случае я и хочу
рассказать.
По приказанию деда Пунту несколько раз низко поклонилась мне, а сам дед, оскалив зубы в улыбке, долго благословлял меня и удалился, чрезвычайно довольный
тем, что произошло. Но едва они ушли, как я уже горько раскаивался в своем поступке. Все во мне протестовало, я проклинал себя: ну кто они такие, чтобы отдавать им все деньги, которые я с великим трудом накопил, служа на чужбине? Играть роль благодетеля только потому, что я невесть что сболтнул, поддавшись первому порыву? Зачем это мне? Неизвестно откуда взявшаяся девица, угостив меня в поезде творожниками и простоквашей, устроила мне неплохую ловушку. Не успел я избавиться от одной петли, как попал в другую. Как теперь найти выход из положения? От злости и неприязни к безобидной девушке кровь бросилась мне в голову.
Да еще этот старый дьявол! Чтоб его хватил солнечный удар по дороге. Впрочем, на это мало надежды. Я не сомневался, что с таким человеком ничего не случится, и уж если он узнал мой адрес, то непременно вернется и получит деньги любой ценой. Может быть, даже притащит с собой и судью — мужа тетки. Бежать, только бежать. Я отправился за билетом, но оказалось, что на ближайший пароход все билеты были распроданы еще утром, а следующего придется ждать дней шесть-семь.
Может быть, переменить адрес, чтобы дед не смог найти меня? Но в считанные дни подыскать приличную квартиру совсем не так просто. Правда, привередничать не приходилось—лишь бы спасти свою шкуру.
Я опасался, как бы Ротон не догадался о моих тайных тревогах. Однако отделаться от него оказалось нелегко. Видно, Калькутта нравилась ему больше, чем Бенарес.
— Ротон, а не отправиться ли тебе завтра обратно с моим письмом? — спросил я его.
Но Ротон решительно покачал головой.
— Сегодня в полдень,— сказал он,—-я написал ма, то задержусь на несколько дней. Не вернусь, пока не побываю в музее и в зоопарке. Когда я еще сюда приеду!
— А что, если она станет беспокоиться...
— Да нет, я же написал ей, что еще не пришел в себя после дороги.
— А мой ответ...
— Давайте его сюда. Завтра же пошлю его заказной почтой. В доме ма никто не посмеет вскрыть адресованное ей письмо.
Я умолк. Ротона не проведешь. Он отмел все мои доводы.
Перед отъездом дед всем рассказал, что я обещал дать деньги. Сделал он это, конечно, не по простоте душевной. Ему нужны были свидетели.
Как раз об этом и заговорил Ротон.
—- Я хочу вам кое-что посоветовать, бабу, если вы позволите,— сказал он.
— Да?
— Две с половиной тысячи рупий, бабу, это не пустяк,— нерешительно начал он.— Кто вам эти люди, что вы ни с того ни с сего обещали им столько денег на свадьбу? Да хотя бы он вам и дедом приходился, человек он нехороший! Вы не должны были обещать ему деньги.
Выслушав его, я возликовал и ощутил в себе решимость — как раз то, чего мне недоставало. Тем не менее я спросил его, придав своему голосу оттенок сомнения:
— Значит, по-твоему, не следовало этого делать?
— Конечно, нет, бабу! Деньги-то немалые. А потом, с какой стати?
— Ты прав,— согласился я.— Значит, можно и не давать?
Ротон удивленно посмотрел на меня.
— Да разве он отвяжется?
— А что ему останется делать? Ведь моей расписки у него нет. А потом, откуда ему знать, останусь я здесь или уеду в Бирму!
Ротон усмехнулся.
— Видно, вы не раскусили старика, бабу,— сказал он.— У него ни стыда ни совести. Не удастся выпросить — вырвет деньги угрозами и силой. Не найдет вас, отправится с девчонкой в Бенарес и там добьется своего. Ма будет очень стыдно. Из вашей затеи ничего не выйдет.
Я был поражен. Ротон оказался гораздо благоразумнее меня. Придется расплачиваться за свой опрометчивый поступок, за глупый прилив жалости. Спасения не было.
Предположения Ротона оправдались. На четвертый день дед вернулся. Я был почти уверел, что на это г раз он прихватит с собой судью, однако он приехал один.
— Тебя славят по всей округе,— начал он.— Люди говорят, в наш жестокий век такое просто неслыханно. Где это видано, чтобы кто-то помог бедному брахману выдать дочь замуж? Благословляю тебя, да продлятся твои дни.
— Когда свадьба? — спросил я.
— Свадьба двадцать пятого числа этого месяца, всего через десять дней. Завтра последние смотрины. После трех часов пополудни время уже неблагоприятное, обряд надо завершить раньше. Но если тебя не будет, все пойдет прахом. Вот возьми письмо Пунту, она сама его написала. Эх, дада, второе такое сокровище тебе не сыскать. И потерял ты его по своей вине.
С этими словами дед вручил мне сложенный в несколько раз листок желтой бумаги.
Я с любопытством принялся читать письмо, но дед вдруг со вздохом проговорил:
— Калидас хоть и богат, но такой низкий человек, чамар, да и только. Ни стыда ни совести! Завтра придется выложить ему все до последней пайсы. Он сам хочет заказать украшения. Никому не доверяет, даже мне!
Вот негодяй. Не доверять даже деду! Вы только подумайте!
Письмо Пунту занимало не одну и не две, а целых четыре страницы, густо исписанных мелкой вязью. Четыре страницы слезной мольбы. В поездке Ракга-диди уверяла, что письма Пунту могут посрамить современные драмы и романы. Не стану отрицать — это письмо посрамило бы литературу всех времен, не только современную. Теперь я и сам готов был поверить, что, получив сочиненное Пунту письмо, муж Нондорани взял двухнедельный отпуск и приехал домой ровно через семь дней.
Поэтому на следующее же утро я двинулся в путь. Деньги были при мне. Я не собирался никого обманывать, дед сам пересчитает их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190