У него была поговорка: «Путь выбирай, когда идешь, деньги считай, когда берешь. Мы ведь, брат, не боги, а люди — долго ли нам ошибиться».
Что правда, то правда! Вчера вечером Ротон отправился в Бенарес. Я послал с ним мой ответ на письмо Раджлакшми, где писал: «Быть посему». Адреса я своего сообщить не мог, потому что сам не знал, где окажусь в ближайшее время, и просил Раджлакшми великодушно простить мне это прегрешение.
Как только я прибыл в деревню, тревога домашних
сразу улеглась. Трудно описать ту заботу и внимание, которыми меня окружили.
Перед смотринами и благословением меня познакомили с Калидасом-бабу. Это был грубый и высокомерный человек. Можно было подумать, что он не знает на свете иного дела, кроме как постоянно напоминать всем и каждому, что у него много денег и что заработал он их сам.
— Удачи я не признаю,— спесиво заявлял он.—Все, чего я добьюсь, будет делом моих рук. Одни только трусы полагаются на судьбу и вымаливают милости у богов.
На обряде присутствовала вся деревенская знать и мелкие землевладельцы. Должно быть, большинство из них были в долгу у этого бессердечного ростовщика, поэтому все они в один голос подобострастно ему поддакивали. Господин Торкоротно процитировал какое-то санскритское четверостишие, подходящее к данному случаю, стоявшие поблизости принялись пересказывать давно всем известные истории про Калидаса-бабу.
Калидас-бабу не знал, кто я такой, и, решив, очевидно, что я не заслуживаю внимания, смерил меня пренебрежительным взглядом. Скорбь по утраченным деньгам огнем жгла мне душу. Я не выдержал этого взгляда и резко сказал:
— Не знаю, на что способны ваши руки, Калидас-бабу, но, по моему мнению, судьба и удача играют немалую роль.
— Что вы этим хотите сказать?
— Речь идет обо мне самом. И жених и невеста — чужие мне люди, и тем не менее мои деньги попадают в ваш сундук. Что же это, если не судьба? Вы только что сказали, что не принимаете милостей от богов, но ведь все, начиная от кольца на руке вашего сына и кончая ожерельем на шее вашей невестки, будет приобретено благодаря мне. Возможно, даже за угощение во время боубхата буду платить я.
Наверное, присутствующие не были бы так поражены, если бы в комнате вдруг раздался удар грома. Дед хотел было что-то сказать, но так и не смог произнести ни одного членораздельного звука. Калидас-бабу пришел в 1акое бешенство, что на него было страшно смотреть.
— Откуда я мог знать, что вы даете деньги? И почему? — прорычал он.
— Вам все равно этого не понять,— ответил я.— Поэтому я не стану ничего объяснять. В деревне все знали, что деньги даю я. Только вам это было неведомо. Мать девушки валялась у вас в ногах, но вы не пожелали уступить своего образованного сына по цене хотя бы на
382
одну пайсу меньше двух с половиной тысяч. Отец девушки зарабатывает всего сорок рупий в месяц, он не смог бы дать и сорока пайс. Неужели вы так и не задумались, откуда он вдруг раздобыл столько денег на покупку вашего сына? Конечно, многие берут деньги за своих сыновей, никто не станет винить вас в том, что вы поступаете так же. Но к чему тогда кичиться своим богатством перед гостями? Не забывайте, что вы жените сына на милостыню, поданную чужим человеком.
Присутствующие помертвели от страха. Наверное, никто не сомневался, что сейчас произойдет нечто ужасное и Калидас-бабу запрет двери и устроит настоящее побоище.
Однако ничего подобного не произошло. Помолчав немного, он поднял голову и сказал:
— Я не возьму денег.
— Вы хотите сказать, что отказываетесь женить сына? — спросил я.
— Нет,— покачал головой Калидас-бабу.—Я дал слово и от него не отступлюсь. Калидас Мукудже не нарушает своих обещаний. Как ваше имя?
Дед поспешил представить меня.
— Так вот оно что! Не с его ли отцом у меня когда-то была отчаянная тяжба?
— Совершенно верно,— поддакнул дед,— у вас поразительная память. Это действительно был его отец, а мне Шриканто приходится внуком.
— Ну что ж,— примирительно сказал Калидас-бабу.— Если бы мой старший сын был жив, ему сейчас было бы столько же лет, сколько тебе. Приходи, сынок, на свадьбу Шошодхора. Я сам приглашаю тебя.
Находившийся здесь же Шошодхор бросил на меья благодарный взгляд и тут же снова потупился.
— Где бы я ни был,— сказал я, вставая,— я приеду — если не на свадьбу, то хотя бы в день боубхата, чтоб'л отведать рису из рук новобрачной. А за мои резкие слева прошу прощения.
— Ты действительно был резок,—ответил Калидас-бабу,— но я тебя прощаю. Однако не торопись уходить, Шриканто: я приготовил небольшое угощение по случаю смотрин и тебе придется разделить его с нами.
— С удовольствием,— сказал я и снова сел.
Вся церемония, начиная с благословения жениха и кончая угощением гостей, прошла безукоризненно. Свадьба Пунту и явилась как раз тем исключением из правила, о котором я упомянул в начале главы. Это был единственный случай в моей жизни, когда кто-то внял голосу справедливости. Отцу бедной невесты, не имеющей ни покровителей, ни заступников, не спастись от вымогательств жениховой родни, как нельзя спастись из лая тигра, сложив руки на груди и надев одежды вишнуита. Можно в какой-то степени утешиться, обличая жестокость и бессердечие общества и судьбы, но это не средство против зла. Таким средством обладает отец не жениха, а невесты.
ГЛАВА V
Разыскивая Гохора, я повстречал Нобина. Старик обрадовался, увидев меня, но на вопрос, где же его господин, сердито проворчал:
— Поищите его у вишнуитки. Он со вчерашнего дня не возвращался домой.
— Что ты говоришь, Нобик! Откуда здесь быть вишнуитке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190