Поэтому я и позвала твоего младшего брата Анондо. Я хочу чем-нибудь помочь ему.
— Ну что ж,— сказал я. Раджлакшми о чем-то задумалась.
— Видишь ли, я никогда не встречала такой честной, бескорыстной и добродетельной женщины, как Шунонда, но все ее знания не принесут пользы, пока она не перестанет быть такой нетерпимой.
— Но ведь Шунонда не кичится своими знаниями.
— Нет, я этого и не говорила, ничто низкое ей не свойственно. Сколько изречений из шастр, сколько притчей она знает. Но когда я слушала ее, мне начинало казаться, что я тебе никто, что наши отношения ложны, и мне самой хотелось в это поверить. И все же бог вовремя вразумил меня, и я поняла, что нет большего заблуждения. Знаешь, в чем главная ошибка Шунонды? Она никому не способна принести счастья, только горе. А вот жена ее деверя — совсем другое дело. Она простая необразованная женщина, но зато ее сердце полно доброты. Скольким бедным, несчастным семьям она помогает тайком. И никто даже не подозревает об этом. Да разве история с семьей ткача разрешилась бы усилиями Шунонды? Ты думаешь, все обошлось потому, что, показав свой нрав, Шунонда убежала из дому? Ничего подобного. Все сделала жена ее деверя, бросившись в слезах к ногам своего супруга. Шунонда опозорила перед всеми старшего брата мужа, заявив, что он вор. А разве этому учат шастры? И до тех пор, пока ее книжные знания не вберут в себя человеческое счастье и горе, добро и зло, грех и добродетель, корысть и невежество, ее представления о долге, вычитанные из книг, будут только напрасно терзать и мучить людей. Уж поверь мне, они никому на свете не принесут блага.
— У кого ты всему этому научилась? — удивился я.
— Не знаю. Может быть, у тебя. Ты не проповедуешь своих идей, не ищещь для себя ни преимуществ, ни выгод, никому не навязываешь своего мнения, поэтому у тебя обретаешь не просто знания, а истину. Ты же вдруг поражаешься, откуда я все это взяла. Но довольно об этом. Теперь я постараюсь сдружиться с госпожой Куша-ри и исправить ошибку, которую совершила когда-то, отнесясь к ней с пренебрежением. Ты поедешь в Гонгамати?
— А как же Бирма? Что будет с моей службой?
— Опять ты о службе? Я ведь сказала, что не дам тебе служить.
— Лакшми, у тебя чудесный характер. Ты не проповедуешь своих идей, не ищешь для себя ни преимуществ, ни выгод, никому не навязываешь своего мнения—только в тебе можно найти идеал истинной вишнуитской терпимости.
— Значит, по-твоему, нужно соглашаться с любой твоей прихотью? Выходит, не важно, страдает или радуется другой человек? Для тебя никто не существует на свете?
— Почему же! А Обхойя? Ты не подумала, что с ними теперь? Между тем, если бы в те тяжелые дни она, не побоявшись чумы, не дала мне пристанища, у тебя сегодня не было бы меня.
Чувство сострадания и благодарности тотчас смягчило сердце Раджлакшми.
— Тогда ты оставайся,— предложила она,— а я с Анондо поеду в Бирму и привезу их сюда. Здесь мы их наверняка как-нибудь устроим.
— Но Обхойя гордая женщина и может отказаться ехать, если не я сам предложу ей это.
— Она согласится, поняв, что приглашение исходит от тебя.
— И ты решишься оставить меня одного? Раджлакшми помолчала.
— Этого-то я и боюсь,— неуверенно проговорила она.— Наверное, все-таки не решусь. Может быть, сначала несколько дней проведем в Гонгамати?
— У тебя там есть какие-нибудь дела?
— Есть кое-какие. Господин Кушари сообщил, что в соседней деревне Парамати продается усадьба. Я думаю ее купить. Придется основательно перестроить дом, чтобы ты не испытывал там никаких неудобств. В прошлый раз я поняла, что тебе не нравится жить в тесноте.
— Я испытывал неудобства не из-за тесноты. Тому была иная причина.
Раджлакшми сделала вид, что не поняла меня.
— Я заметила, что в деревне ты лучше себя чувствуешь. Тебе не следует подолгу жить в городе. Вот я и хочу поскорее увезти тебя отсюда.
— Если ты будешь постоянно печься о моем чахлом теле, тебе никогда не знать покоя, Лакшми.
— Твой совет очень кстати, но лучше бы ты сам был благоразумен. Может быть, тогда я и вправду обрела бы покой.
Я промолчал — спорить на эту тему не только бесполезно, но и неприятно. Сама Раджлакшми отличалась безупречным здоровьем, и ей было невдомек, что человек, лишенный этого блага, заболевает не по своей вине.
— Я никогда не стремился жить в городе. Мне очень нравилось в Гонгамати, разве ты забыла, Лакшми, что я уехал оттуда не по своему желанию?
— Нет-нет, этого я не забыла и не забуду, пока жива.— Она улыбнулась.— В тот раз тебе казалось, что ты приехал на чужбину, но теперь там все будет совсем по-другому — ты почувствуешь себя как дома. Изменится не только весь дом, приехав туда, переменюсь и я сама, а главное — я преображу тебя, моего нового гошая, чтобы Комоллота-диди больше не могла рассчитывать на тебя как на спутника в своих странствиях.
— Я вижу, ты уже все продумала?
— Да,— улыбнулась Раджлакшми.— Могу ли я взять тебя даром, не выплатив долга? Я воистину вошла в твою жизнь, так неужели я не оставлю по себе памяти, прежде чем уйти? Этому не бывать!
Я взглянул на нее, и моя душа наполнилась глубокой нежностью. «Духовная близость между мужчиной и женщиной,—подумалось мне,— явление вполне естественное. Потребность в общении сердец извечна. Этот обмен дарами делает удивительной и прекрасной жизнь любого из нас, и величие духовной близости не меркнет, несмотря на то что она веками озаряла человеческое существование. Это нетленное сокровище делает человека большим и сильным, преобразует его безмерным счастьем».
— А как ты поступишь с Бонку? — спросил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190