Я подошел к кровати. Это была не узенькая постель, на которой обычно спала Раджлакшми, а пышное, широ-
кое и мягкое, поистине королевское ложе. На маленьком столике у изголовья горела свеча в подсвечнике, рядом лежало несколько книг на бенгальском языке. Тут же стояла ваза с жасмином. Все было приготовлено с такой любовью и вниманием, что не оставалось сомнений: стелила мне сама Пьяри.
Я прекрасно понимал, что, как бы ни вела себя Раджлакшми, смущенная моим неожиданным появлением среди ее гостей, моя полнейшая невозмутимость встревожила ее. Я догадывался, зачем она все время старалась так или иначе уязвить меня и пробудить во мне досаду и ревность, и теперь не мог не раскаиваться в своем мужском бездушии, которое заставляло меня вести себя так вызывающе, сторицей отвечать ей на любые, даже самые слабые, попытки как-то задеть меня. Я лег, но долго не мог заснуть — все ждал, когда она придет ко мне.
Наконец, усталый, я задремал, а когда открыл глаза, увидел, что Пьяри сидит рядом, ласково положив на меня руку.
— Ты знаешь, что из Бирмы никто не возвращается?— тихо спросила она.
— Нет, не знаю,— ответил я.
— Так знай.
— Но это никого бы не огорчило.
— Ты так хорошо всех знаешь?
Казалось, она не сказала ничего особенного, но разве угадаешь, что подействует на человека сильнее всего и заставит его обнаружить свои слабости. До сих пор я держал себя в руках, не позволяя открыться перед ней, но теперь не устоял. Достаточно было нескольких простых слов, чтобы я забыл об осторожности.
— Всех я не знаю, Лакшми,— вырвалось вдруг у меня,— но одного человека знаю достаточно. Поэтому если я когда-нибудь и вернусь, то только ради тебя.
Пьяри в отчаянии упала лицом в одеяло. Я не шевелился, чтобы не тревожить ее. Прошло несколько минут, но она не поднималась. Я осторожно погладил ее по голове, она вздрогнула, но осталась в том же положении.
— Лакшми, поднимись,— сказал я ей.—Вдруг кто-нибудь увидит тебя в такой позе?
Она не ответила, и тогда я с усилием приподнял ее — простыня возле ее лица была мокрой от слез.
— Обещай мне ответить на мои вопросы,— проговорила она глухим голосом.— Тогда я поднимусь.
— Спрашивай,— согласился я.
— Скажи, ты подумал обо мне дурное, когда увидел здесь того человека?
— Нет.
Она помолчала. Потом спросила:
— Но ведь ты знаешь, что я нехорошая? Почему же ничего не заподозрил?
Она задала трудный вопрос. Я, конечно, знал, что она не была примерной женщиной, но все-таки плохо думать о ней не мог. А потому предпочел ничего не ответить.
Она вытерла глаза и села.
— Хорошо, тогда скажи мне,—возбужденно заговорила она,— почему мужчине, как бы он ни поступил, никто не помешает исправиться, а женщина обречена вечно жить в грехе? Почему я всегда должна заниматься тем, на что пошла когда-то из нужды или по глупости? Отчего вы, мужчины, не даете женщинам вернуться к порядочной жизни?
— Это неправда,— возразил я,— мы вам не мешаем. Что бы человек ни сделал, никто не может помешать ему стать на правильный путь.
Пьяри задумчиво посмотрела на меня и спросила:
— Хорошо. Значит, и ты тоже не станешь мне помехой?
Прежде чем я успел ответить, у дверей послышалось покашливание Ротона. Пьяри повернулась в сторону двери:
— В чем дело, Ротон? Роток заглянул в комнату.
— Ма, уже поздно,— сказал он,— ты возьмешь ужин для бабу? Повар ждал-ждал на кухне, да и уснул.
— В самом деле,— спохватилась Пьяри,— ведь еще никто не ел.
Она торопливо поднялась и вышла. Пьяри всегда прежде приносила мне еду сама, не изменила она этому правилу и на этот раз.
Пробило уже час, когда я поел и снова улегся. Пьяри опять устроилась у моих ног.
— Я много ночей не спала из-за тебя,— сказала она мне,—а сегодня не дам уснуть тебе.
Она притянула к себе подушку, лежавшую у меня в ногах, и, облокотившись на нее левой рукой, продолжала:
— Я подумала и решила, что тебе ни в коем случае не следует ехать в такую даль.
— А что же мне делать?—-спросил я.— По-прежнему слоняться без цели из одного места в другое?
Она не ответила на мой вопрос. Спросила:
— И потом, почему ты собрался именно в Бирму?
— Чтобы работать,— объяснил я ей.
— Послушай! — воскликнула она.— Не пытайся меня обманывать, а то не знать тебе счастья ни в этой жизни, ни в иной.
— О, это-то мне известно,— успокоил я ее.— Но что же мне все-таки делать?
Моя покладистость обрадовала ее. Она улыбнулась:
— Поступай так, как все люди в твоем возрасте. Женись, обзаведись семьей и живи своим домом.
— Ты действительно была бы рада этому? — недоверчиво спросил я ее.
Она кивнула головой, и серьги в ее ушах качнулись.
— Конечно. Не только рада, но даже счастлива. Кому, как не мне, хотеть этого?
— Ну что же,—ответил я.— Тогда все упрощается. Ведь я, собственно, затем и приехал к тебе, чтобы сообщить, что вынужден жениться.
Пьяри снова качнула своими золотыми подвесками и радостно проговорила:
— Тогда мне остается только отправиться в Калигхат, чтобы поблагодарить мать Кали за тебя. Но имей в виду — я должна сама выбрать тебе невесту.
— Нет, Раджлакшми, выбирать поздно: невеста уже имеется.
Наконец-таки Пьяри поняла, что я говорю серьезно. По ее лицу пробежала тень.
— Ну что же. Если все решено, тем лучше.
— Не знаю, хорошо это или плохо,— ответил я.— Я просто ставлю тебя в известность.
Неожиданно она рассердилась:
— Ну хватит шутить. Ты все выдумываешь.
— Каждое мое слово — правда. Можешь сама убедиться.
С этими словами я вынул из кармана пиджака два сложенных листка бумаги и протянул ей. Она взяла их.
— Это что, письмо? — недоуменно спросила она, не разворачивая бумаги, и лицо ее потемнело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190