— Садись. Я позабочусь о твоем ночлеге.
— Значит, сегодня мне придется остаться у вас?
— Это пугает тебя? Пока я здесь, ты не испытаешь никаких неудобств.
— Я не об этом. Что, если Гохор рассердится?
— Это уж моя забота,— ответила Комоллота.— Твой друг нисколько не рассердится, если я задержу тебя.
Она улыбнулась и вышла.
Оставшись один, я стал наблюдать за работой вишнуиток. Им действительно некогда было тратить время попусту, ни одна из них даже не взглянула на меня. Минут через десять, когда вернулась Комоллота, они уже закончили работу и ушли.
— Ты, наверно, старшая в монастыре? — спросил я.
— Мы все — служанки Говинды-джи,— смутившись, ответила Комоллота.— Нет среди нас ни старших, нв младших. У каждой свой долг, свои обязанности, которые возложил на нас повелитель.
При этих словах она повернулась лицом к храму и поднесла ко лбу сложенные ладони.
— Никогда больше не говори этого,— прибавила она.
— Хорошо. А где же старший гошай и Гохор?
— Они ушли на реку совершать омовение.
— Так поздно? В этой реке?
— Да.
— И Гохор тоже совершает омовение?
— И Гохор-гошай тоже.
— Но почему ты не послала с ними и меня?
— Мы никого не посылаем,— засмеялась Комоллота,— все делается само собой. Если бог будет милостив, то в один прекрасный день ты пойдешь сам и никакой запрет тебя не остановит.
— Гохор богат,— сказал я,— а у меня нет денег, вряд ли бог будет милостив к бедняку.
Видно, Комоллота поняла мой намек и, рассердившись, хотела что-то сказать, но сдержалась.
— Богат или нет Гохор-гошай,—возразила она,— но ты тоже не бедняк. Тот, кто готов дать чужому человеку столько денег на свадьбу дочери, не бедняк в глазах бога. И не будет ничего удивительного, если бог и тебе явит свою милость.
— Этого-то и следует опасаться. Но чему быть, того не миновать. Кстати, откуда ты об этом узнала?
— Собирая подаяние, мы ходим из дома в дом и слышим, о чем говорят люди.
— Но ты, должно быть, еще не знаешь, что мне не пришлось отдать эти деньги?
— Нет,— слегка удивившись, ответила Комоллота,— этого я не знала. Но что произошло—свадьба расстроилась?
— Да нет, свадьба не расстроилась. Расстроился только Калидас-бабу — отец жениха. Он постыдился взять выкуп за сына, полученный из милости от чужого человека. Я был спасен.
— Что ты говоришь! — воскликнула Комоллота.— Ведь это же чудо!
— Милость бога,— сказал я.—Разве нет на свете других чудес кроме ночного купания Гохора-гошая в грязной речке? А иначе как еще сможет позабавиться Говинда-джи.
Взглянув на Комоллоту, я понял, что вышел за рамки дозволенного. Но она ни словом не выразила своего
осуждения и, обернувшись лицом к храму, молча поклонилась, словно прося прощения за мой грех.
Мимо нас прошла вишнуитка с большим блюдом жаренных в масле лепешек. Она направлялась в храм.
— Я вижу, сегодня у вас большие хлопоты. Должно быть, какой-нибудь праздник?
— Нет,— ответила Комоллота,— никакого праздника сегрдня нет. Так у нас бывает каждый день, по милости бога мы ни в чем не знаем нужды.
— Это прекрасно. Но по вечерам вам, видимо, приходится особенно много трудиться?
— И это не так,— ответила Комоллота.— Служение богу не знает ни утра, ни вечера. Если ты соблаговолишь провести здесь дня два, то сам в этом убедишься. Мы только слуги божества, и в мире у нас нет иного дела, кроме служения ему.
С этими словами она снова повернулась к храму и совершила пронам.
— А что вы делаете весь день? — поинтересовался я.
— То же, что ты уже видел.
— Я видел, как толкут пряности, режут овощи, кипятят молоко, красят ткани и так далее. Неужели вы целый день только этим и занимаетесь?
—- Да,— ответила Комоллота.
—- Но ведь это самая обычная домашняя работа, ее делает каждая женщина. Когда же вы поклоняетесь богу?
— Это и есть наше поклонение.
— Так вы называете служением богу всю эту стряпню, приготовление пряностей, овощей, плетение гирлянд и окраску тканей?
— Да, это мы и называем служением. Разве могут слуги и служанки лучше поклоняться своему господину?
Когда она говорила это, ее влажные от слез глаза сияли, и мне вдруг показалось, что я никогда в жизни не видел такого прекрасного лица.
— Где твой дом, Комоллота? — спросил я.
— Под деревом,— улыбнулась она, вытирая слезы.
— Но ведь не всегда же ты жила под деревом.
— Когда-то я жила в деревянном, а может быть, кирпичном доме. Но мы поговорим об этом в другой раз. Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Комната была прекрасная. На бамбуковой вешалке висела чистая одежда из шелка-сырца.
— Переоденься и приходи в храм,—сказала Комоллота.— Не опаздывай.
И с этими словами она удалилась.
На диване была постлана постель, возле нее на столике я увидел несколько книг и блюдо с цветами бокул. Светильник только что зажгли. Комната была полна ароматным дымом курений. Все это пришлось мне по душе. Я очень устал за день, к тому же я всегда старался держаться от богов подальше, так что храм меня не привлекал. Сбросив одежду, я юркнул в постель. Интересно, чья это комната и чья постель? Какая-то вишнуитка уступила мне все это на одну ночь. А может быть, эта вишнуитка—Комоллота? Обычно в подобных случаях я весьма щепетилен, но сегодня ничто меня не смущало, и я чувствовал себя так, словно приехал в гости к давнему знакомому. Должно быть, я задремал. Разбудил меня чей-то голос из-за двери:
— Новый гошай, ты идешь в храм? Тебя зовут.
Я вскочил с постели и услышал пение, сопровождаемое звуками цимбал. Оно совсем не было похоже на обычные громогласные песнопения. Мелодия звучала нежно, но отчетливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190