— Да здесь их целая стая.
— Где же они?
— В монастыре Мурарипура.— Нобин вдруг тяжело вздохнул:—Ах, бабу, прошли времена Рамы и Айодхл. Старый Мотхуродас умер, а его место занял молодой вишнуит Дварикдас. У него несколько поклонниц. Наш господин очень с ним подружился и часто бывает там.
— Но ведь твой господин — мусульманин,—удивился я,—как же вишнуитские аскеты пускают его в свой храм?
— Да разве они различают, грех, а что грех? — сердито ответил Нобин.— Они не признают касты, ни происхождения и готовы принять в свою братию первого встречного.
— Почему же, когда я жил здесь целую неделю, Гохор ее сказал мне о них ни слова?
— Если бы он проговорился, ему пришлось бы все рассказать и о Комлилоте. Пока вы были здесь, он даже близко не подходил к храму, но стоило вам уехать, как он тотчас схватил тетрадь с пером — и только его и видели.
Расспрашивая Нобина, я узнал, что Дварик —- мастер сочинять баули и стихи. Это и покорило Гохора. Он ччтает Дварику свои стихи, а тот поправляет их. А Комоллота—это молодая випшуитка, которая живет в монастыре. Она миловидна, хорошо поет и весьма красноречива. Время от времени Гохор дает деньги на вишнуитские службы, а когда обвалилась старая стена монастыря, починил ее за свой счет. Но сделал это тайно, чтобы не прознали его единоверцы.
Я вспомнил, что в детстве слышал об этом монастыре. В древние времена его основал какой-то ревностный последователь Чаитаньи, и с тех пор ученики этого
основателя из поколения в поколение обитают в монастыре.
Во мне пробудилось любопытство.
— Нобин,— сказал я,— а ты не покажешь мне дорогу в монастырь?
Нобин отрицательно покачал головой.
— У меня много дел. Вы же здешний, неужто сами не найдете? До него не больше мили. Ступайте по этой дороге прямо на север — и увидите его, даже расспрашивать никого не придется. Там, на берегу пруда, под деревом бокул идет вриндаванлила, вы еще издали услышите.
Видно было, что мое решение отправиться к монастырю пришлось Нобину не по душе.
— А что там происходит? — спросил я.— Славят Кришну?
— Да,— ответил Нобин,— бубны и барабаны не умолкают ни днем ни ночью.
— Ну что ж,— улыбнулся я.— Пойду и притащу Гохора.
На этот раз улыбнулся и Нобин.
— Смотрите, как бы и сами не остались там, услышав пение Комлилоты.
— Посмотрим.— И я отправился к монастырю, где жила Комоллота.
Когда я добрался до монастыря, был уже вечер, но ни пения, ни звуков барабана я не услышал. Старое дерево бокул, полуразрушенный алтарь под ним сразу бросились мне в глаза, но людей не было видно. Вдоль самой стены вилась узенькая тропинка, которая вела вниз к реке.
Решив, что, может быть, мне там удастся кого-нибудь встретить, я пошел по тропинке. Я не ошибся: на мшистом берегу узкой речушки, на небольшом возвышении сидел Гохор и еще какой-то человек. Я догадался, что это и есть Дварикдас — нынешний настоятель монастыря. Здесь, на берегу, было еще не слишком темно, и я смог разглядеть его. Внешность этого человека говорила о его благородном происхождении и принадлежности к высшей касте. Он был смугл и из-за худобы казался высоким. Зачесанные кверху волосы были стянуты на макушке в пучок, он носил небольшую бородку и усы. Я затруднился бы точно определить его возраст, но вряд ли ему было больше тридцати шести. Ни Гохор, ни Дварикдас не заметили, как я подошел. Оба застыли в неподвижности, устремив взгляд на противоположную сторону реки. Там сквозь облака проглядывала бледная луна третьего дня новолуния, а над ней уже зажглась яркая вечерняя звезда» Далеко внизу у соседней деревни синел лес, казалось, ему нет ни конца ни края. На черных, белых и пепельных рваных облаках еще играл последний отблеск заката— словно шаловливый ребенок, схватив кисточку, испачкал картину. Но радость ребенка недолговечна—скоро явится художник и, надрав ему уши, отнимет кисть.
Должно быть, деревенские жители кое-где очистили мелководную речку от тины—на небольшом пространстве чистой темной воды легкой рябью блестело отражение луны и вечерней звезды, будто ювелир тер золото о пробный камень. Где-то поблизости буйно расцвел дикий жасмин, и воздух был напоен его тяжелым ароматом. Из гнезд, которые бесчисленные цапли свили в ветвях растущих неподалеку деревьев, слышался мелодичный писк птенцов. Все это было прекрасно, и не оставалось сомнения, что эти два человека, словно Бхарата, погруженные в созерцание, истинные поэты. Однако я пришел в этот лес в столь поздний час не ради того, чтобы увидеть подобную картину. Нобин говорил, что здесь нашла приют целая стая вишнуиток и что первая из них — Комоллота. Так где же они все?
— Гохор! — окликнул я.
Он вздрогнул и посмотрел на меня невидящим взглядом.
— Гошай,—тронув его за плечо, сказал Дварикдас,— наверное, это твой Шриканто?
Гохор вскочил и крепко обнял меня. Его волнение было так велико, что он долго не мог успокоиться. С трудом высвободившись из его объятий, я спросил:
— Баба-джи, как вы меня узнали? Но Дварикдас замахал руками.
— Нет, нет, так не годится, гошай,— воскликнул он.— Тебе придется перейти на «ты». Только тогда радость будет истинной.
— Хорошо, хорошо,— согласился я,—но все-таки— как ты сразу узнал меня?
— Почему же сразу? Ты известный человек в нашем Вриндаване, да к тому же твои глаза говорят о многом. У Комоллоты был такой же взгляд, когда она впервые появилась здесь. Я узнал ее в одно мгновение. «Комоллота, Комоллота, откуда пришла ты в наши места?» — спросил я. Лотос сразу стал родным, и с тех пор нет расставаний, нет разлук. Это и есть служение — служение через любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190