А та заботливо ухаживала за ним, подкладывая одно кушанье за другим. Саньяси же охотно поглощал яства. Я забеспокоился, понимая, что передо мной сидел завзятый гурман, пагубная страсть которого чревата самыми нежелательными последствиями. К тому же трудно сохранять спокойствие, когда видишь, как человек за один присест пытается наверстать все упущенное. Поэтому, когда Раджлакшми снова принялась добавлять ему сладостей, у меня вырвался непроизвольный вздох, такой тяжелый, что оба они, и Раджлакшми, и ее новый родственник, испуганно вздрогнули. Раджлакшми повернулась ко мне и озабоченно заметила:
— Ты еще нездоров. Иди отдыхай, зачем тебе сидеть с нами?
Саньяси посмотрел на меня, на нее, перевел взгляд на горшок и смутился.
— Действительно, есть из-за чего сокрушаться,— сказал он.— Оказывается, я все съел.
— Нет, нет, у нас еще много всякой снеди,— живо
возразила Раджлакшми, метнув на меня гневный взгляд. Но в это время подошел Ротон.
— Ма, рисовых хлопьев здесь можно достать сколько угодно,— сказал он ей.— А вот ни молока, ни варенца нет.
Саньяси окончательно сконфузился.
— Я бессовестно злоупотребил вашим гостеприимством,— покаянно пробормотал он, намереваясь встать, но разволновавшаяся Раджлакшми удержала его:
— Святой деверь, ты убъешъ меня, если встанешь. Клянусь тебе, тогда я всю оставшуюся еду выброшу.
Юноша, казалось, оторопел от такой непосредственности и горячности, не понимая, как могла эта необыкновенная женщина за какой-нибудь час так расположиться к незнакомому человеку. Он не знал Пьяри!
— Я саньяси,— улыбнулся он,—и могу съесть много. Но ведь и вам тоже нужно поесть. Угощая других, сами не насытитесь.
Раджлакшми отбросила шутливый тон и уже серьезно сказала:
— Стыдно, брат, такое говорить женщине. Поверь, я не ем ничего из того, чем угощаю тебя. Не люблю. Мне достаточно горсти риса и чашки воды. А слугам хватит. Но если ты, мой деверь, останешься голодным, я, право же, ничего не стану есть. Не веришь — спроси у него,— кивнула она на меня.
Пришла моя очередь вмешаться в разговор.
— Могу под присягой подтвердить, что она говорит истинную правду,— сказал я.— Ты, брат, лучше не спорь с ней, можешь смело опоражнивать этот горшок. Так что продолжай священнодействовать. Она все равно не воспользуется его содержимым. Если еда побывала в поезде, эта женщина скорее умрет с голоду, чем дотронется до нее. Уж ты мне поверь, я-то знаю.
— Но ведь не всей пищи кто-то касался в поезде? — удивился саньяси.
— Ну, брат, ты, видно, сразу хочешь дознаться до сути и в один присест все решить—я до сих пор так и не уразумел всех этих тонкостей. Заканчивай лучше поскорее свою трапезу, а то скоро солнце сядет и в темноте ты, чего доброго, в рот себе не попадешь. Вот еще побудешь с нами, попытайся разрешить эту головоломку с помощью шастр. А пока предоставь событиям идти своим ходом.
— Значит, она весь день ничего не ела? —поразился саньяси.
— Абсолютно! Да и вчера съела самую малость: несколько кореньев да пару бананов — вот и все.
Ротон, стоявший позади нас, покачал головой и, видимо, собирался что-то добавить, но под предостерега-
ющим взглядом хозяйки не решился вмешаться в разговор.
— Как же можно так жить! — недоумевающе воскликнул саньяси.
Раджлакшми только улыбнулась в ответ.
— Это для всех загадка,-—признался я.— Могу только сказать, исходя из собственных наблюдений, что она может еще дня два так продержаться.
— А ты когда-нибудь следил за мной?—возмутилась Раджлакшми.— Зачем же так говорить?
Я промолчал, саньяси тоже прекратил расспросы и все свое внимание сосредоточил на еде, торопясь поскорее покончить с ней. Поев, он поднялся.
Потом поели Ротон и два других наших спутника, а как и чем насытилась Раджлакшми, знала она сама. Уже наступил вечер, когда мы тронулись в путь. Месяц еще не взошел, хотя темно не было. Моя повозка, как самая крепкая, двигалась первой, следом ехала Раджлакшми, а замыкали наш поезд телеги с вещами. Саньяси шагал рядом. Я окликнул его:
— Брат, тебе еще немало предстоит пройти, может быть, сядешь пока ко мне?
— Зачем спешить? — ответил саньяси.— Устану — попрошусь. А пока пойду пешком.
Раджлакшми высунулась из своего экипажа.
— Деверь, если так, то будь моим телохранителем, кстати, мы и побеседуем.
Саньяси подошел к ней. Слышать весь их разговор я не мог, мешали скрип колес, топот буйволиных копыт и окрики возниц, но значительную его часть я все-таки разобрал:
— По твоему говору видно, что ты нездешний,— донесся голос Раджлакшми.— Похоже, ты с моей родины. Скажи правду, брат: куда ты теперь направляешься?
— Б Голапур,— ответил саньяси.
— Это далеко от Гонгамати?
— Не знаю, где находится ваша Гонгамати, так же, как и мой Голапур. Но слышал, они неподалеку друг от друга.
— Как же ты сможешь ночью узнать свою деревню и найти нужных людей?
Саньяси негромко засмеялся.
— Узнать ее мне будет нетрудно по приметам: возле дороги должен находиться высохший пруд, его надо обойти с юга, потом пройти мили две — и я буду на месте. А что касается нужных людей, то разыскивать их не придется: я никого там не знаю. Ну а место поспать под деревом всегда найдется.
— В такую холодную ночь под деревом? Но ведь тебе даже прикрыться как следует нечем. Только и есть что это одеяльце! — Раджлакшми так разволновалась, что меня это даже задело.— Нет, деверь, как хочешь, но я этого не допущу.
Саньяси некоторое время молчал, потом тихо заметил:
— Сестра, у нас нет ни семьи, ни дома. Мы всегда живем под открытым небом.
— Только не тогда, когда рядом сестра,— возразила Раджлакшми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190