Сначала Таммемяги был сдержан, но вскоре чувство стеснения прошло и беседа стала более живой и свободной.
Узнав, кто такой Таммемяги, девушка начала его упрашивать подробнее рассказать о пребывании в тюрьме. Таммемяги исполнил ее просьбу, умолчав лишь о том, что касалось его самого. Но Асту прежде всего интересовали именно его собственные переживания, его страдания и мучения, его тоска по воле. Быть оторванным от жизни — ведь это ужасно, после этого и жить не захочешь.
— Вы, наверно, хорошо узнали, что такое разочарование в жизни, — сказала она. — Ведь могло случиться, что вы до конца жизни не освободились бы. Подумать страшно!
Таммемяги улыбнулся.
— Если б мы там только плакались да отчаивались, так я бы сейчас не сидел с вами.
Аста взглянула на него с удивлением.
В эту минуту вошла Анна. Она сегодня находила сотни предлогов, чтоб заглянуть в комнату. Заметив, что Аста глаз не сводит с гостя, она подумала: «Ну да, теперь на этого забрасывает крючок!» Как бы ей хотелось предостеречь Таммемяги! Она терпеть не могла этой цыганки, как она однажды, презрительно назвала Асту. Да и можно ли терпеть ее, если с той поры, как тут появилась эта подозрительная девица, все в доме пошло через пень колоду. В неприемные часы врача никогда не бывает дома. Ни к обеду, ни к ужину он вовремя не поспевает. Какой толк стараться и готовить вкусные супы и жаркое, если приходится съедать их самой или делиться ими с Понту? Долго не удавалось разгадать, где пропадал хозяин, возвращавшийся только к утру. Но когда эта девчонка зачастила сюда, все стало ясно. Бегать за такой девчонкой - да в уме ли хозяин? Карты и то предсказывали, что дому грозит беда и сердечная боль. Но таковы мужчины: если женщины их ослепят, их уж никто не образумит. Десять лет Анна верно служила доктору, ссор между ними не было, жили они всегда дружно, а теперь, вишь, эта чернявая захотела нарушить покой в доме. Но слово Анны твердое: как только в дом введут эту чужую, так ее нош тут больше не будет. Да и как можно с открытой душой глядеть в глаза этой гулящей, о которой служанка доктора Карбуса рассказывает бог знает что?
Милиствер был об Асте другого мнения, чем его кухарка.
Еще в то время, когда девушка работала в кафе, он охотно заводил с ней беседу. Ему было очень неловко давать ей чаевые, а еще более неловко — не давать, ведь чаевые главный заработок официанток. При расплате с другими официантками этого ощущения неловкости почему-то не возникало.
Милистверу еще запомнилось, как однажды Аста, перегнувшись через стойку бара, совала в рот какому-то пьяному толстяку одну виноградину за другой. Было больно видеть, как красивую девушку засасывает болото, — но можно ли было вытащить ее оттуда? Перелом наступил после истории с отравлением. Милиствер ежедневно навещал больную и привык заходить к ней и после выздоровления. Аста обещала навсегда покончить с прежней жизнью и начать новую. Но это было не так просто. Аста нуждалась в заработке, но она ничему не училась и нигде не могла найти работу. Милиствер начал помогать ей деньгами, и Аста не возражала против этого. Милиствер не ожидал ни этого быстрого согласия, ни внезапного признания Асты в любви. Не являлась ли любовь Асты простым чувством признательности к Милистверу за его щедрость? К тому же, если Аста без тени смущения принимает от него деньги, как брала когда-то чаевые, то не примет ли она их также от любого другого? Чем более достижимым казалось Милистверу счастье взаимной любви, тем больше его душу мучили эти сомнения. Не пристала ли к Асте грязь, низость всех тех ночных кабаков, в которых она служила? Ее, конечно, тискали, унижали, ставили ни во что — обо всем этом она сама не хочет вспоминать, — но от всего пережитого в душе человека остается осадок, которого не выжечь и каленым железом. Нет, отношениям с этой женщиной надо положить конец!
Но стоило Милистверу снова с ней встретиться и увидеть в ее глазах выражение искренней привязанности, как от всех его сомнений не оставалось и следа. Если б можно было зачеркнуть прошлое Асты, полностью смыть все то нечистое, что осело в ее душе, проникло в ее кровь! Аста уверяла, будто давно забыла о своем прошлом, — но какое это имело значение? Впечатления молодости не легко стираются. Их отпечаток сохраняется на всем: на улыбке женщины, в ее речах, на ее манере кокетничать. Аста, правда, десятки раз уверяла, что, живя в грязи, она сумела остаться чистой, что она не отдалась ни одному мужчине, что она только играла со всеми, — ведь так забавно вскружить кому-то голову, оставаясь при этом безучастной! А что, если Аста на этот раз испытывает свое искусство на Милиствере? Нет, нет, пытался успокоить себя Милиствер, невероятно, чтоб такая теплота, такая нежность, такая преданность были притворными! Чувства Асты неподдельны! Но тут рождалось новое подозрение: возможно ли, чтоб самой Асте, которая сталкивалась со столькими мужчинами, никто не вскружил голову? Говорит ли она вообще правду? Все это взвинтило его нервы, у него пропали сон и аппетит, глаза ввалились. Чтоб не показаться жалким, он старался скрыть от Асты свои подозрения. Но оттого, что он скрывал свои мучения, Милиствер страдал еще больше. Он обретал покой только рядом с Астой, когда слышал ее голос, видел ее улыбающиеся глаза, ощущал ее ласку. И постепенно в нем созрело решение жениться на Асте. Разница в летах была, правда, велика — но что из того? Живя вместе с Астой, он подчинил бы ее своему влиянию, и со временем она стала бы спутницей его жизни, способной разделять и его духовные интересы, — ведь голова у нее ясная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139