..
— А результаты? — продолжал Кыйв свои расспросы. Он отличался серьезностью и не любил шуток,
Вардья собрался ответить ему в прежнем тоне, но Саар, швырнув свою мокрую шапку на стол, перебил его.
— Скорее рака острижешь, чем от такого получишь ясный ответ. Извивается, словно змей. В конце концов пригрозил, что всех рабочих к черту выгонит.
— Это мы еще посмотрим, — хмыкнул Кыйв.
Угрозу Винналя здесь не приняли всерьез, но все же
она была наглым издевательством. На нее необходимо ответить встречным ударом. Но как?
— Скоро Октябрьские праздники, — сказал наконец Таммемяги. — Если рабочие отказались подписать поздравительную телеграмму Винналю, то пусть теперь покажут, как они относятся к поздравительной телеграмме советскому правительству.
— Это мы организуем! — воскликнул Саар.
— Да, но все это должно произойти безо всякого давления, от чистого сердца, — заметил Кыйв.
— А как же иначе? Об этом и напоминать нечего.,.
Пока другие обсуждали создавшееся положение и намечали ближайшие шаги, Вардья сидел на подоконнике, рассеянно прислушиваясь к их речам, как человек, которого что-то тревожит.
— Ну, а ты что думаешь обо всем этом? - обратились наконец к нему.
— Ах, я? У меня тут... одна вещь...
Он спустился с подоконника, опустил руку в карман и подошел к остальным.
— Браунинг? Что ты собираешься делать с ним?— удивленно спросил Таммемяги.
— В том-то и дело, что я и сам не знаю. Полетел он мне вдруг под ноги, я нагнулся, поднял, сунул- в карман. Вот он. Не догадался отдать вовремя, а теперь не знаю — отнести, что ли?
— Этому олуху? — вскричал Пауль. — Ни за что!
Он рассказал, что произошло у Винналя, и закончил:
— Старик, схватившись за голову, убежал в .угол, а молодой Винналь как раз отбивался от Саара. Кто мог увидеть? Даже я не заметил, как эта штука попала к тебе в карман.
— Вернуть врагу оружие? Ни в коем случае!—подтвердил и Таммемяги.
— Но если начнут искать и найдут? — нерешительно произнес Вардья.
— Об этом беспокоиться нечего, — сказал и Кыйв. — Сунь его обратно в карман. Пригодится. Ты сам сообразишь где его спрятать.
Когда другие ушли, Пауль задержался в Рабочем доме. Предстояла репетиция «Врагов». Репетицию нельзя было начинать, потому что некоторые участницы спектакля, в том числе и Рут, были еще заняты в женском кружке громкого чтения.
Занятия кружка происходили в первом этаже, в небольшой комнате, где читали и обсуждали «Мать» Горького. Каждая из женщин принесла с собой рукоделие, одна вязала, другая шила, и все слушали внимательно.
В углу; за маленьким столиком, на котором стоял графин со стаканом, восседал лысый представитель полиции, прозванный рабочими Круглым Сыром. Покручивая усы, время от времени засовывая в рот кончик, он пялил глаза на более миловидных женщин или мирно дремал.
Уже в вечер первой читки он выразил досаду: «У вас там свой Горький. А я? Где мой «горький»?»
Указание было сделано прямо-таки оглоблей, и чтобы Круглый Сыр не придирался к каждому слову и не запретил читки, к нему на стол поставили графин с водкой. От этого сам он стал значительно любезнее, но веки его отяжелели. Время от времени приподнимая их, он делал глоток, прислушивался к тому, что говорили, и, подняв указательный палец, поучал:
— Смотрите у меня, цыпочки, чтобы не было болтовни о политике!
И голова его снова опускалась на грудь. Кто знает, притворялся ли он сонным или действительно наклюкался.
Когда кружок кончил свое занятие, участницы спектакля поспешили наверх, где должна была начаться репетиция. Круглому Сыру тоже пришлось карабкаться наверх.
— Внизу Горький, здесь опять Горький, — ворчал он. — Не понимаю, что вы ему так поклоняетесь.
Сначала он старался быть начеку, но потом все же задремал. Да и к чему слушать, раз актеры произносили то, что стояло в книге и что подсказывал суфлер. К тому же режиссер частенько прерывал действие словами: «А ну-ка, повторим это место!» Это было скучно, и Круглый Сыр зевал так, что трещали челюсти. Вскоре он вытянул ноги, раскинул на спинках стульев руки и закрыл глаза. Лишь временами он, точно спящая собака, издавал глухое ворчание.
Недавняя сцена встречи Винналя с рабочим, как наяву, стояла перед глазами Пауля, и он еще острее чувствовал, насколько актуальна пьеса Горького. Сколько общих черт между Захаром Бардиным и Винналем, который тоже ведь разыгрывает перед рабочими либерала и миротворца! Ведь и он старается мягко стлать, чтоб тем жестче эксплуатировать рабочих. Видя, что Круглый Сыр задремал, Пауль с увлечением принялся добираться до истинной сути Захара, с особенной горячностью нападая на его либерализм, который маскировал хищническую природу этого человека. Мало ли вокруг такого же усыпляющего либерализма? Он присущ и многим нашим интеллигентам, правда, в видоизмененной форме.
Но ведь подобное миролюбие — это не что иное, как замазывание классовых противоречий, оно ведет к двуличию и даже предательству!
Как только в пьесе встречались места, перекликавшиеся с сегодняшним днем, Пауль старался примерами из действительной жизни сделать исполнение их еще более ярким. Он заставлял повторять отдельные сцены и фразы, поправлял актеров, пока не был уверен, что теперь места эти поняты по-настоящему и произведут должное впечатление.
Но только что пришедшие с работы актеры, которым завтра опять предстояло рано утром спешить на работу, уставали от разъяснений и повторений, смотрели на часы, зевали, им хотелось домой.
— Давай покороче! — вдруг крикнула Рут Паулю, когда тот снова пустился в пространные комментарии, которых никто уже не слушал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139