А теперь, когда фюрер был занят тем, чтобы сровнять с землей Польшу вместе со всеми беками, он не знал, как быть — сочувствовать ли побежденным или благоговеть перед победителями. И кто знает, что сделает Гитлер, когда завладеет и этой самой страной? Будет ли он считаться с польским консулом? Потребует ли себе имущество Винналя? Эх, хорошо было бы засунуть все свои предприятия в жилетный карман и отряхнуть с ног пыль отечества!..
Потерман предложил пойти пообедать. Эрмсон и Винналь ничего не имели против. Решили пойти в ресторан «Мидрилинд»: там хорошая кухня и хорошие закуски.
Стараясь превзойти друг друга в вежливости, останавливались у каждой двери.
— Прошу, ваше превосходительство! — обращаясь к Потерману, учтиво повел рукой Эрмсон, ни на вершок не сгибая при этом своего воински прямого, словно затянутого в корсет стана.
— Нет, господин генерал, вам предпочтение, вы старше!
— Хорошо, в таком случае уступим дорогу господину консулу.
Так и случилось, что Винналя всюду пропускали вперед, быть может, из сочувствия к бедняге, чье консульское звание и связанный с этим почет так неожиданно испарились. Но об этом не говорили, как не говорят в доме повешенного о веревке.
Из-за стойки навстречу к высоким гостям тотчас же выбежал хозяин ресторана и, отвесив им самый глубокий поклон, какой был возможен при его толстом животе, увел их из шумного помещения в кабинет, за тяжелыми портьерами которого шум уже не слышался. Проходя через общую залу, Винналь заметил там своего сына, сидевшего за одним из столов в обществе других молодых людей, но и виду не подал. Пускай сидит, какое ему дело.
В кабинете три одинаковых черных котелка взлетели разом па вешалку и застряли там, точно три черных ворона, севших на одну ветку.
Холодный кабинет был пропитан запахом пива и табака.
— Холодно у вас тут и неуютно, — сказал Эрмсон, потирая руки. И, увидев на столе в пепельнице окурки сигарет
и папирос со следами губной помады, он кивнул кельнеру : - Сейчас же уберите!
— Холодно? — повторил хозяин. — Сию минуту согреем. Водки? Или «три звездочки»? У меня еще есть. Имеется даже белый «Куантро».
— «Три звездочки»! — скомандовал Потерман.
— А мне ручную пилу! — потребовал Эрмсон с улыбкой но настойчиво.
— Ручную пилу? Господин генерал изволят шутить.
— Нисколько. Смотрите, стол все еще хромает. Вы дали слово починить, а что-то незаметно.
Стол действительно шатался. Хозяин собирался подсунуть что-либо под ножку.
— Как давно уже вы обещали починить стол! — упрекал Эрмсон. — А теперь я больше не намерен ждать!
— Пол неровный, — пытался возразить хозяин.
— Хорошо, в таком случае принесите рубанок.
Нечего делать, пришлось принести пилу. Всем было известно, каким упрямцем и чудаком бывает иногда генерал. Как-то раз он приказал взводу солдат очистить от муравьев рощу, потому что одно из этих насекомых нанесло ему обиду. В другой раз он вдруг остановился посреди казармы, точно пригвожденный к полу. Спросили, в чем дело. «Бревно поперек дороги лежит, не могу перебраться». На полу лежала спичка.
Эрмсон сбросил пиджак, перевернул стол, а затем мерил, пилил и пробовал до тех пор, пока стол не стал крепко, словно припаянный к полу.
— Вот и тепло стало, — сказал он, натягивая пиджак. — Где меню?
— Может быть, на закуску что-либо из буфета? — предложил хозяин. — Жирного копченого угря? Или рольмопс, а то селедку по-бисмарковски? Или маринованных белых грибков ?
Скупой Винналь не пожелал ничего, кроме свиной отбивной с кислой капустой, но Потерман, эта широкая натура, потребовал, чтобы на столе было все, что есть в буфете, в том числе и виру екая водка прямо со льда.
Кельнер убежал, а хозяин принялся шептать что-то на ухо Потерману, но получил холодный ответ:
— В другой раз. Мы сюда не кутить пришли.
— Пожалуйста, как угодно!
Хозяин поклонился и удалился.
Когда первые рюмки были выпиты, Винналь спросил:
— Как думаешь, Потерман, немцы двинутся к нам, когда захватят Польшу, или нет?
— Ты боишься, что не придут сюда?
— Не придут — плохо, а придут — тоже нехорошо. Но хуже всего не знать, что они замышляют.
Ни Потерман, ни Эрмсон не сомневались в приходе Гитлера. Иначе и быть не могло. К чему же иначе были все приготовления? К чему было договариваться?
— Но русско-немецкий пакт?
— А нам какое дело до этого пакта?
— А наш собственный летний договор с Германией?
— Ты как будто и не хочешь видеть немцев ? — с досадой спросил Эрмсон. — Но скажи, дорогой: чем они плохи? Какая дисциплина! Какие солдаты! А стратегия! О-о! Или у тебя все еще сидит в башке глупая легенда о том, будто немцы семьсот лет мучили нас? Мы вовсе не рабы. И немцы всвсе не господа над нами. Да если хочешь, мы сами бароны, недостает только частицы «фон» перед нашими фамилиями.
Потерман также присоединился к этим нападкам на Винналя:
— Ты имеешь в виду пакт о ненападении, заключенный с Германией? А разве он помешает Гитлеру? Скажем, у тебя дверь открыта настежь, а я вхожу в эту дверь. Разве это нападение? Нет! О нападении может идти речь только с другой стороны, оттуда, где у нас все двери на запоре.
Но Винналь продолжал упорствовать. Он высказывал разнообразные сомнения и опасения, желая лишь одного: чтобы их опровергли и он мог успокоиться.
— А народ? — спросил он. - Народ не любит Гитлера. Я ведь каждый день слышу, что говорят о нем.
— Народ? — рассердился Потерман. Он вытер рот салфеткой и отбросил ее. — А кто спросит народ? Ослабь чуть- чуть вожжи, и народ тотчас же кинется в объятия большевиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139