Черт бы побрал сегодняшний день со всеми его неудачами! Лезешь из кожи вон, а все получается не так! Показатели по стрельбе были сегодня ниже среднего, орудия реагировали медленнее, чем обычно, а люди — те казались особенно вялыми и неуклюжими! И ведь нужно же, чтобы лучший стрелок полка, которому генерал Халдер даже подарил часы, оказался наполовину русским! А этот проклятый Риухкранд...
— Нет, не поймите меня превратно, — продолжал генерал Халдер. — Я вовсе не хочу сказать, что ваш боец не владеет техникой или не попадает в цель. Но боец у вас думает, а это огромный недостаток!
— Вы, однако, забываете об одном обстоятельстве, — поспешно стал оправдываться начальник штаба. — Мы показали вам лагерную переподготовку, вы видели штатских, которые сегодня пришли в армию, а завтра опять уйдут!
— Штатских? Вот тут-то и зарыта собака! У штатских имеются мысли, сердце, нервы, совесть. С этим мир не покоришь. Нам нужны солдаты, выполняющие приказы фюрера слепо, без рассуждений, как автоматы.
— Мне кажется, наш боец не плохо выполняет приказы... Я имею в виду кадрового солдата в обстановке военного времени.
Однако начальник немецкого генерального штаба тотчас же возразил:
— Боюсь, что действительность не соответствует вашему представлению. Образцовое войско возможно лишь в образцовом государстве.
Начальник штаба попытался доказать немецкому генералу, что Эстония весьма недалека от того, чтобы стать образцовым государством. Мысль задавлена, партий нет, разногласий в народе — тоже, все газеты дружелюбны по отношению к немцам и враждебны к русским, а в лице кайтселийта имеются даже эстонские штурмовики.
Однако начальник немецкого генерального штаба был скуп на похвалы и остался при своем мнении.
«В случае войны, видимо, думает использовать нас где-либо на тыловой службе», — сокрушенно подумал начальник эстонского штаба и удвоил усилия, чтобы создать у высокого гостя лучшее представление о подготовке плацдарма.
— Я надеюсь, что у нас еще осталось время на соответствующее перевоспитание гражданского населения, — сказал он и стал осторожно допытываться о сроке великого наступления.
— Лишь провидение может возвестить этот срок фюреру, — ответил генерал Халдер, тем самым как бы захлопывая все двери перед любопытствующими профанами.
Машина катилась по широкому шоссе, поднимая за собой большое облако пыли, медленно оседавшее на придорожных кустах, травах и камнях. Лишь после того, как с большака свернули на более узкую дорогу, извивавшуюся между зелеными заплатами полей и лугов, пыли стало меньше.
Блеснула синеватая гладь Финского залива. Послезавтра начальнику немецкого штаба предстояло выполнять свою миссию уже по ту сторону залива, где он, несомненно, найдет более мощную базу. Вот бы сразу с обеих сторон схватить в клещи этот залив... В узких местах ширина его не превышает и ста километров...
Машины остановились на высоком и красивом Тойласком побережье, перед белым Оруским дворцом. Плоские дворцовые крыши, далеко выступающие над стенами, и грациозные пропорции придавали всему строению южный колорит. Когда-то этот дворец был построен крупным торговцем Елисеевым для летнего пребывания. Теперь президент превратил его в свою летнюю резиденцию.
Применяя и к себе принцип «государство — это я» и считая себя пожизненным, самим богом поставленным хозяином этой страны и этого народа, президент рассматривал государственные дворцы и замки как свою личную собственность. Для них он создал управление государственными парками во главе с одним из своих братьев, приказав последнему навести в Оруском дворце и его окрестностях такую красоту, какая «удовлетворяла бы эстетическим требованиям самых высоких заграничных гостей».
Пяте приезжал сюда из Таллина на машине или специальным поездом, только вот его яхте пока негде было причаливать. Но сооружение пристани уже началось, экскаваторами был расчищен фарватер, шла постройка пирса. С утра до ночи подъезжали грузовики с камнем, женщины и дети, нанятые на работу, трудились в поте лица, чтобы высокий государственный деятель мог ступить на берег со своей яхты, обшивка которой, изготовленная из ценных, ароматных пород дерева, сама составляла целое состояние.
Принудив народ и страну к молчанию, предусмотрительный президент сам себе создал памятник, заранее воздвигнув себе пышный могильный холм, и теперь знал, что может до смертного часа почивать на лаврах своей знаменитости и славы. Опасаться было нечего: на руководящие посты он поставил своих верных друзей, и государственный механизм работал без запинки. Сюда, в этот дворец, к нему приходят поклоняться, испрашивать его мудрого совета, получать его подпись; сюда прибывают из других государств важные лица, занимающие высокие посты; здесь он беседует с иностранными финансистами, чьи банки, фабрики и шахты процветают в его стране. Он их принимает, показывает им свой ухоженный парк и сад с террасами, с оранжереей, где вдоль стен вьются побеги винограда различных сортов, и с цветником на камнях, создающим иллюзию альпийских высот.
— А здесь в пруду, пожалуйста, господин генерал, здесь в пруду рыбки, золотые рыбки... — умиленно произнес старик. — Подойдите, господин генерал, станьте тут, у самого края.
Генерал Халдер ступил на плитняк, окаймлявший небольшой четырехугольный пруд, поправил монокль и поглядел в воду. Целая стайка красноватых рыбок с длинными прозрачными плавниками, развевавшимися словно вуаль, устремилась прямо к его начищенным сапогам, не пытаясь укрываться в водорослях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139