— Да — но на что?
— Неужели не догадываетесь?
Просительница многозначительно подмигнула.
— Я знаю, вы большой почитатель Финляндии... — намекнула она. — Некоторые из ваших коллег пожертвовали целую четверть своего жалованья.
Профессор вскинул брови. Ах, вот на что собирают деньги!
Три недели тому назад началась война между Финляндией и Советским Союзом. И Кянд, при всей своей любви к финскому народу, все же с самого начала желал, чтобы в этой войне победил Советский Союз.
Внимательно читая советские газеты, Кянд в последнее время начал видеть некоторые вещи в ином свете, чем прежде. Уже тогда, когда представители финского правительства вели переговоры с Москвой, он горячо желал, чтобы сторонам удалось договориться. Когда же переговоры были прерваны, он очень рассердился на всех этих рюти и маннер-гёймов, оказавшихся близорукими упрямцами, которые вели финский народ к катастрофе.
Он доверял людям и полгода назад не стал бы долго раздумывать, а просто вынул бы бумажник. Окруженный всеобщим уважением, он был далек от мысли, что кто-то может его обмануть, злоупотребить его добротой и доверием. Он был убежден даже в том, что на его экзаменах никто не смеет пользоваться шпаргалками. Но в последнее время жизнь научила его видеть вещи, которых он раньше не замечал.
Он сказал:
— Вы правы, я уважаю Финляндию, ее народ, ее высокую культуру. Но именно поэтому я не хочу поддерживать Гитлера.
— Боже упаси! — изумленно ответила барышня, понижая голос. — Почему же Гитлера? Напротив, демократию, именно демократию... В том числе и нашу...
— Как нашу? Какая же у нас демократия? - воскликнул Кянд. Он живо вспомнил все то, что ему пришлось пережить месяц назад в Рабочем доме
Вахер с изумлением взглянула на профессора.
— Так, значит, нет?
— Нет! - решительно ответил Кянд и пошел.
— Никогда бы не подумала о вас, право! — крикнула ему вслед Вахер.
В возгласе послышалась угроза, и профессору стало не по себе. Сознание, что остальные коллеги поступают не так, как представляется ему правильным, еще больше расстроило профессора. Неужели эти слепцы не понимают, кого они, в конце концов, поддерживают? Все жертвуют, сказала Вахер. Неужели один он, Кянд, отказал в деньгах? Не может быть, не может быть!
Он поспешил в кафе, заказал себе кофе и попытался углубиться в газеты, но из этого ничего не вышло, так как мысли у него разбегались.
Он остановил проходившего мимо доцента Раутама. Интересно бы узнать, не беспокоили ли сборщики и его?
— Нет, не беспокоили, - ответил Раутам. - Меня боятся. Я бы им сказал такое что навек бы запомнили.
Он рассказал, что потихоньку идет сбор теплого белья, зимней одежды и прочих вещей. Идет и вербовка молодежи. Как слышно, доход от новогоднего бала тоже предназначается на поддержку белофиннов. Получил ли уже профессор приглашение?
— Нет. А вы?
— Попробовали бы прислать мне такое приглашение... Между прочим, вчера принесли в кафе целую горсть этих билетов, всем раздавали.
Как известный ученый, профессор Кянд всегда получал почетные приглашения на всевозможные торжества, хотя он
почти никогда не посещал балов и празднеств. Но на этот раз ему не прислали приглашения, и, хотя профессор все равно не пошел бы на бал, его все же задело этакое пренебрежение.
— Наверно, послали домой, — успокоил он себя.
— Нет, я уверен, что вас не пригласят, — ответил Раутам. — Посещаете Рабочий дом и еще претендуете на то, чтоб вас удостаивали почетного билета!
— Да втэвсе я не претендую, вы ошибаетесь! — ответил профессор и, помолчав, добавил как бы про себя: — Удивительно, как быстро в последнее время развиваются события.
— Определяются фронты, господин профессор.
— Да, похоже... — протянул Кянд. — И нейтральные исчезают с горизонта.
Заметив появившегося в дверях Пийбера, Раутам ответил:
— Не совсем. Вот один из них появился на горизонте.
Когда Пийбер сел за их столик, профессор Кянд пытливо
вгляделся в него и спросил:
— Сегодня получка, а у вас, видно, не очень хорошее настроение?
— Большое ли у меня жалованье... Не о чем и говорить! И из этого-то жалованья мне пришлось еще отдать порядочную сумму. Я упирался, самому туго приходится, — да что поделаешь?
— Да ну? Как же это получилось?
Кянд сделал вид, будто ему ничего не известно, и заставил Пийбера рассказать все.
— А вы? А ты, Раутам? — спросил Пийбер. — Разве к вам не обращались?
— Ко мне? Зачем? — удивился Раутам. — Ведь известно, что я противник фашизма...
— А я разве нет? Но при чем тут это? Какое отношение имеет мое пожертвование к фашизму?
— Как знать!
— Не понимаю... Я еще нарочно спросил, куда пойдут деньги. Сказали, что финскому Красному Кресту, на нужды благотворительности.
— Да неужели? — спросил профессор Кянд, удивляясь наивности Пийбера. — А почему не собирают денег для советского Красного Креста?
— Не знаю... Я бы и тогда не отказался дать...
Раутам обратился к Пийберу:
— А ты знаешь, что каждая отданная тобой крона пойдет на войну с Советским Союзом? А тот, кто против Советского Союза, тот — за Гитлера!
— Но ведь Советский Союз не воюет с Германией! Напротив, у них сейчас хорошие отношения, и, насколько я знаю, Германия не предъявляет России никаких претензий в связи с войной в Финляндии. Кто знает, может, эта война даже нравится Германии.
— О запела зипрИсказ!1 — воскликнул Раутам. — Разве линия Маннергейма, которую ты своим взносом помогаешь укреплять, не выстроена с помощью нацистов? По мнению Рюти, Гитлер — гений. Зачем летом начальник гитлеровского генштаба поехал отсюда в Финляндию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139