Вот что такое твой народ! Историю делают великие люди, те, что видят дальше своего носа, а не народ. Народ слеп! Желал ли он, например, освободительной войны?1 Генералу хорошо известно, как приходилось ставить людей к стенке и вздергивать на сук, прежде чем другие соглашались брать винтовку и идти против большевиков.
Винналь больше не спорил. Он тихонько грыз свою отбивную, которая была очень вкусна, но жестка для его слабых зубов, пил пиво и бормотал про себя:
— Да, если бы они пришли сюда форсированным маршем, тогда бы еще ничего... Имущество уцелело бы, сами живы остались бы...
«Тыловая крыса»^ - подумал, но не сказал Эрмсон.
1 Освободительной войной эстонская буржуазия называла свою войну с эстонским пролетариатом и Красной Армией в 1919 -1920 годах.
В этот момент неожиданно вошел сын Винналя, на груди которого красовалась цветная лента корпорации. Увидев Эрмсона, он щелкнул каблуками и попросил извинения за свое вторжение, затем отозвал в сторону отца и попросил у него денег. Лицо старика омрачилось. Сын принял покорный, смущенный вид. Ничего не поделаешь. Долг чести. Пятьдесят крон. Сумма ничтожная.
— Вот как, — дал себе волю старик, чтобы показать приятелям, каким он умеет быть строгим, — ты будешь пьянствовать, а отец плати! Гроша ломаного не получишь от меня. Долг чести? Знаю я твои долги чести!
Повернулся спиной к сыну и сел за стол.
— Что делать? Придется, видно, обратиться к другим...
Но вдруг, переменив тон, сын спросил:
— Между прочим, старина, читал ты сегодняшнюю газету?
— Нет. А что? Что-нибудь про меня? - испугался старик.
— Неужели никто из вас не читал еще? — удивился молодой человек, отводя со лба светлую прядь.
— Скажи наконец что там стряслось!
— О, поразительные новости! Договор с Москвой и еще бог знает что.
Он принялся шарить по карманам, но не нашел газеты — забыл, как видно, в общем зале на столе.
— Я бы вам принес газету... да боюсь показаться там.
— Вымогатель ты этакий!
Уже Потерман со своей стороны успел выложить на край стола пятьдесят крон.
— Неси скорее газету!
Старик Винналь оскорбился. Он не какой-нибудь жалкий бедняк и сам сумеет уплатить долг своего единственного сына.
— На, вот тебе, сколько просил.
Он сунул требуемую сумму в руку сыну.
— Но чтобы я больше не слышал ни о каких долгах чести! Пятьдесят крон — разве это маленькие деньги? Другому два месяца трудиться приходится...
— Только не тебе! — со смехом ответил молодой Винналь.
Сунув в карман отцовские деньги, он бросил быстрый
взгляд на потермановские ассигнации, лежавшие на краю стола, минутку помедлил и затем, пробормотав благодарность, сунул в карман и эти бумажки. Прежде чем отец успел вмешаться, сын уже исчез за дверью.
Старый Винналь покраснел. Потерман надеялся, что старик тотчас же возместит ему захваченную сыном сумму, да как бы не так! Бумажник тотчас же исчез за пазухой, и даже
пуговицы пиджака моментально оказались застегнутыми! Потерман пожалел, что так легкомысленно свеликодушничал.
— Ну и скупердяй ты! — презрительно бросил он в сторону Винналя. Винналь уже привык к подобным упрекам.
— Скупердяй так скупердяй. А что скажешь, если я переведу торговлю на имя сына? А?
— И тебе не жалко?
— Нет, не жалко. Пусть поступает со всем этим как хочет. Мен я это не касается.
— Что он сделает? — вмешался в разговор Эрмсон. — Пропьет в два-три месяца, больше ничего. Нет, я еще подожду отдавать сыну свою недвижимость. Пусть поживет, поучится.
— А чему он научится? Он у тебя пьяница почище моего Ферди. Но вы видите, оказывается, Эрмсон еще больший скупердяй, чем я!
И Винналь засмеялся, испытывая ребячливое удовольствие.
Вошел кельнер, принесший газету. Едва были прочитаны жирные заголовки, как лица у всех вытянулись. При известии о пакте взаимопомощи с Советским Союзом у трех денежных тузов отнялись языки.
Первым оправился Винналь. Новое торговое соглашение открывало перед ним кое-какие перспективы, да и война, как видно, несколько отдалялась.
— Значит, мы в конце концов должны пойти против немцев? — выпалил Потерман. — Мы! Нелепость! И помирится ли Гитлер с этим пактом? Никогда! Потому что базы...
Он вынул из кармана сигару, но сунул ее обратно и закурил папиросу.
— Поворот крутой, — сказал Эрмсон. — Но из каждого положения нужно уметь найти выход. Я скажу одно: раньше чем русские приступят к устройству этих баз, немцы уже будут здесь. Порох надо держать сухим...
Изучали пакт и так и этак, спорили, пока наконец не решили единодушно, что пакт пактом, а жизнь должна идти прежним путем. Сейчас главное — мир в стране. Лагерь противников, почувствовав поддержку, несомненно, попытается поднять голову. Его не принудишь к полному молчанию, — котел может лопнуть, придется открыть отдушину... Ни в коем случае нельзя менять курса, но сменить кое-кого из членов правительства необходимо, иначе вспыхнет недовольство. Местечка два-три в правительстве можно будет уступить даже соцам. Это не опасно и вместе с тем будет выглядеть страшно радикально и успокоит умы: правительство, составленное, так сказать, из всех партий, от левых до правых, — чего еще требовать!
— Тебе нужно прокатиться в Таллин, — обратился Эрмсон к Потерману, — и познакомить старика 1 с нашим общественным мнением. Тем более за твоей спиной стоит весь Отечественный союз. Твое слово веско.
Потерман был польщен. У Винналя также прошла досада на Потермана, и он присоединился к предложению Эрмсона.
— Изучи там подробнее торговый договор и позвони мне, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139