Ей нестерпимы были разговоры Минны о смерти, матери. Она встала и принялась убирать со стола.
— О гробе не беспокойся, — сказала мать, — на это-то у меня припасено две-три золотые монетки. И что тебе за дело до Пауля ? Увидишь, он далеко пойдет.
— Ну да, ну да, все возможно, — с хитрой ухмылкой глядя на Пауля, ответила Минна. — Кто знает... Кое-что и до меня дошло... Говорят, ты хорошую девушку подцепил... Профессорская дочка... Впрочем, тебе лучше знать.
— Что еще за профессорская дочка? — заинтересовалась
мать.
— А Пауль ничего тебе не рассказывал? Я-то ничего не знаю, но поговаривают, что единственная дочка, богатая наследница, дача за городом и так далее... Да что ж, пора бы Паулю и о женитьбе подумать.
— Брось болтать! — сердито крикнул Пауль.
— А разве я не правду говорю?
— Эх! - Пауль махнул рукой и, возмущенный, ушел в другую комнату.
Как могут люди так бессовестно совать свой грязный нос в самые сокровенные, священные тайны чужой души! Словечки-то какие все гнусные: «хорошая партия», «зять», «богатая невеста»... И эти слащавые ужимки Минны! Все словно для того и придумано, чтоб нарочно загрязнить чистую, сердечную дружбу между ним и Рут.
Хилья знала, что брат знаком с дочерью профессора Кянда, - Пауль иногда рассказывал о ней, — но чтобы они могли пожениться, этого у нее и в мыслях никогда не было. Неужели Минна говорит правду? Хилья почувствовала, что брат словно отдаляется от нее, и ей стало горько.
— Странно, — сказала Минна, прислушиваясь к взволнованным шагам Пауля в другой комнате, — не пойму, чего тут стыдиться, чего скрытничать! Не стерпел, обиделся. А что я плохого сказала? Я же по-родственному... Да разве нынешняя молодежь с родней считается? Им бы прийти и самим все рассказать. Так нет. Только от чужих и услышишь. А разве такие дела от людей скроешь? И было бы что скрывать. Молодец парень, что к богатой сватается. Знает толк. И тебе, дочка, — обернулась она к Хилье, стлавшей на стол скатерть, — поскорее бы замуж выйти. Пока мать еще глаза не закрыла. Лицом тебя бог не обидел, а там, глядишь, и статности прибавится. Нос у тебя малость вздернутый и волос без блеску, ну, да не беда. Умом ты тоже не обижена. Только вот что я тебе скажу: не очень-то разомлевай, если кто за тобой приволокнется. Сперва разузнай, кто таков. С несолидным человеком компании не заводи. Нам ведь тоже надо повыше вскарабкаться. Кабы я в свое время была такой умной, как сейчас...
Она оста невилась, вовремя вспомнив, что здесь не пристало говорить плохое о Михкеле.
Хилье больше не хотелось слушать болтовню Минны, она ушла в другую комнату, закрыла дверь и начала за ширмой мыть на плите посуду.
Неожиданно брат принялся помогать ей, снял с крючка полотенце и стал вытирать тарелки. «Чувствует себя виноватым, — подумала Хилья, — помириться хочет».
— Это правда, что она там говорила? — спросила она.
— Ах, не обращай внимания на ее болтовню! Затоптать в грязь чувства других людей — это она умеет. Знаешь, Хилья, — переменил Пауль разговор, — в воскресенье в Рабочем доме соберется кружок чтения вслух. Ты не хотела бы принять в нем участие?
Хилья протянула Паулю последнюю тарелку и задумалась. Читать она любила, да и интересно было бы послушать обмен мнениями о прочитанном, встретить новых людей...
А в другой комнате Минна продолжала свою болтовню.
— Где у тебя эти золотые монеты? — неожиданно спросила она у больной.
— А тебе что?
— Ничего. Но смерть может прийти неожиданно... А дети знают?
— Нет, я никому не говорила!
— II правильно, детям тоже не всегда можно доверять...
— Что ты... Мои дети не такие.
— Кто знает. Приходится остерегаться... Что я хотела сказать? Ах да, я разузнаю, что нынче дают в обмен на золото... Коли хорошо заплатят, я могу обменять. Чего еще дожидаться?.. Разве ты в последнюю минуту...
Больная печально взглянула на невестку, словно прося оставить ее в покое.
Минна принялась оправдываться:
— Я тебе все время толкую о смерти, но что поделаешь, смерть каждого из нас подстерегает, и никому не известно, когда пробьет его час.
И, словно между прочим, она заговорила о Судном дне и о пришествии Христа. Но благочестивые слова ее упали на каменистую почву, так как в этом доме религиозные темы были не в почете.
— Ни смерти я не боюсь, ни на воскресение не надеюсь, — сказала мать Пауля своей невестке. — В мире ничего не убудет, коли исчезнет такая, как я.
— Твои глаза закрыты для: истины. Если б ты только знала... В другой раз, как приду, принесу тебе книжечку, там все растолковано. Сама прочитаешь, что напечатано черным по белому. И душе твоей сразу легче станет.
— Оставь! Моей душе вовсе не так уж тяжело.
— А грехи? Ты не чувствуешь бремени грехов?
— Как ни удивительно, но не чувствую.
— Великий грех говорить так. Пойду помолюсь за тебя. А ты хорошенько подумай о том, что я тебе сказала.
Постояв перед стенным зеркалом, она обеими руками пригладила волосы, потом надела шаль и напомнила уходя:
— Насчет золотых я все же поговорю и разузнаю...
Когда немного погодя дочь пришла к матери, чтобы почитать ей вслух, у той сразу стало легче на душе. Шевеля спицами, время от времени подтягивая нитку, она внимательно прислушивалась к первым страницам книги Горького «Мать». Пьянство и грубость не нравились ей, хотелось бы, чтоб жизнь была красивой, — но где взять эту красоту?
Хилья прочитала, как собака сидела на могиле умершего человека и принюхивалась к свежеразрытой земле... Спицы опустились, мысли матери улетели далеко. Где могила собственного ее мужа?
Некоторое время чтению прислушивался и Пауль, прислонившись к сундуку с выжженными на нем узорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139