кто хлопотал у танков, кто носил воду, кто чистил сапоги. Слышались звуки аккордеона.
— Уйдем отсюда! — потребовал Анатолий.
Хилья остановилась, отыскивая кого-то взглядом.
— Пойдем же! нетерпеливо повторил Эспе. — Что здесь торчать? Разве его найдешь? Да ты бы его и не узнала.
Хилья не обратила внимания на раздраженный тон Эспе и наивно ответила:
— Наверняка узнала бы, хоть в тысячной толпе. Эти глаза, это загорелое лицо...
— У них всех загорелые лица, а может быть, и темные. глаза.
— Эти едва пробивающиеся черные усы...
— Он их сейчас сбривает безопасной бритвой.
— Ты думаешь?
— Будь уверена. Сама видишь, как все они там отчищаются и отмываются. Что тебе за радость смотреть на это?
Хилья уступила но глаза ее все еще следили за бойцами, мелькавшими среди деревьев.
«Прямо ребенок, — подумал Анатолий, — она нисколько не стыдится обнаруживать передо мной свои чувства. Словно соображение потеряла. А я тоже хожу, как дурак, следом и смотрю...»
Он держался от Хильи на расстоянии, бросал на нее исподлобья хмурые взгляды и ломал веточку, подобранную на земле. А Хилья даже не соблаговолила заметить, что Анатолий расстроен, и это его сердило еще больше.
Ночью Эспе не мог сомкнуть глаз. Можно ли простить такое равнодушие Хильи к нему, такое бессердечие! Это уж не дружба, а бесстыдство! Что бы сказала Хилья, если бы он, Анатолий, побежал так же за какой-нибудь девчонкой и еще предложил Хилье поглядеть и полюбоваться, ну, скажем, хоть на ту же Вирве из банка, которой он при встречах в узком коридоре часто закрывает руками дорогу, чтоб затеять шутливую возню?
Но мстительные замыслы такого рода не приносили Анатолию ни удовлетворения, ни успокоения. Чем больше он раздумывал, тем сильнее болела у него душа. Какая ужасная духота в комнате! Он сбросил одеяло, раскрыл окно настежь и повернул подушку более прохладной стороной вверх. Все напрасно. В комнату проникал с улицы одуряющий запах молодой листвы и полумрак летней ночи, нагоняющий тоску.
Неужто любовь и в самом деле может родиться в одну ночь? Нет, глупости все — и больше ничего, солома горит быстро, это пройдет, пройдет;
Ему было стыдно признаться, что и в нем самом былое чувство дружбы сбросило свой покров и из-под него начало вылупляться нечто вроде любви. О чем бы он ни думал, перед глазами вновь и вновь появляется эта проклятая девчонка. Странно, что он раньше не замечал ее легкомыслия. Было бы нелепо и просто унизительно с серьезным видом начать тушить эту горящую солому. Со временем девушка сама поймет свою ошибку. Нужно только подождать. На первое время хорошо бы даже не встречаться с ней.
На следующий день Хилья сама разыскала Анатолия и позвала его на концерт красноармейской самодеятельности.
Анатолий отказался.
— Всегда ты ходил со мной, когда я звала а сейчас почему-то упрямишься.
— Мне некогда.
— Выдумываешь! Это с твоей стороны некрасиво.
Конечно это было некрасиво. Но что делать? Разве красиво так хмуриться* так дуться на Хилью, которая сегодня в сравнении - искренность и простодушие.
— Ну ладно, если уж тебе так хочется, пойду.
Хилья и внимания не обратила на то, что Анатолий сказал это с видом жертвенного агнца, ведомого на заклание.
В старом парке вокруг эстрадной раковины столпился народ. Концерт был в полном разгаре. Вечер был тихий, и Хилья с Анатолием еще издали услышали грустно-мечтательный напев, в котором угадывалось что-то и от волжской шири, и от бескрайней степи, и от шелестящей тайги. За ним последовали веселые солдатские песни, жизнерадостные, лихие, с дружными выкриками и посвистом.
А потом начался танец. Спокойный и размеренный вначале, он все убыстрялся и убыстрялся, пока не перешел в стремительный вихрь и не захватил всех своим ритмом. Танцоры, пустившись вприсядку, выбрасывали ноги и вертелись так долго и неутомимо, что у зрителей начинали кружиться головы. Но бедненькой Хилье, как заметил Анатолий, чужие спины мешали все это видеть. Она опиралась на плечо Анатолия, вставала на цыпочки и раза два даже пыталась подпрыгнуть.
— Ах, так ты ничего не увидишь! - с досадой сказал Анатолий и, подхватив ее, поднял, ловко ребенка. — Ну, теперь видно?
— Да.
Анатолий ощущал прикосновение легкого теплого тела, его шеи касалась мягкая рука, его ладонь охватывала колени девушки под летним платьем.
— Тебе тяжело?
— Нет. А тебе неудобно?
— Нет, мне очень хорошо.
Хилья сказала это с какой-то трогательной нежностью. Анатолий поглядел на нее снизу: уж не разыскивает ли она там своего танкиста?.. Нет, вряд ли! Ее глаза жадно следили за тем, что происходило на сцене.
Постепенно руки Анатолия начали уставать, но ему все не хотелось освобождаться от своей милой ноши. Лишь перед концом концерта он бережно опустил ее наземь.
Хилья посмотрела на него с признательностью, Анатолий отвел глаза в сторону: не стоит благодарности...
На эстраде появился аккордеонист. Он заиграл, и минуту спустя на траве у же закружились первые пары.
— Тебе ведь тоже хочется потанцевать? — спросил Анатолий, не умевший танцевать. — Оглянись получше, может, и найдешь его.
— Кого?
— Сама знаешь. Того, кто назвал тебя славненькой.
Хилья грустно улыбнулась.
— Какой ты смешной! Если б я и нашла его, это ведь уже не то...
Она взяла Анатолия под руку.
— Уйдем!
Они шли так близко друг к другу, что прохожие принимали их за влюбленных. Между ними словно рухнула вдруг стена. Анатолий инстинктивно почувствовал, что и у Хильи вдруг пробудилось влечение к нему, что она относится к нему с нежностью, какой он раньше не замечал в ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139