В ней говорилось о «национальном
единодушии, которым теперь должны быть охвачены все граждане». Призывали «всех, будь то рабочий или крупный землевладелец, смягчать противоречия и будить волю к мирному сотрудничеству всех государственно мыслящих граждан» и т. д.
Наборщик аккуратно выполнил свою работу: в статье не нашлось почти ни одной опечатки. Встречались, правда, лишние запятые и диалектные обороты, но их нельзя было трогать: главный редактор, считая себя непогрешимым, категорически запрещал убирать даже запятую в его рукописи.
На следующий день Паулю сообщили, что главный редактор немедленно требует его к себе.
Что бы это значило? Не такой человек был Юриссон, чтобы беседовать с незначительным служащим, вроде корректора. Деспот в своем маленьком государстве, он высоко задирал нос, не переносил, когда ему противоречили, кричал на сотрудников, считая их на голову ниже себя. В дурном настроении он любил вызывать сотрудников редакции и ни с того ни с сего обрушивать на их головы гром и молнии, так что те даже рта не успевали открыть, чтобы узнать, в чем причина грозы. Зато с издателями газеты он был кротким, как овечка, и покорным, точно пес.
Может быть, он узнал, что- Пауль активно работает в Рабочем культурно-просветительном обществе или собирается отказаться от места?
Главный редактор сидел за большим столом и писал. Половина стола была завалена исписанными листами. Он не обратил ни малейшего внимания на вошедшего, и перо его продолжало скользить по бумаге, выписывая большие наклонные буквы.
— Вы желали, чтобы...
— Подождите!
Прошло несколько минут. Пауль снова дал знать о своем присутствии.
— Садитесь! — загудел низкий бас, и угрюмый взгляд мелькнул из-за стекол очков.
Пауль уселся возле стены за круглым столом и принялся обшаривать карманы, отыскивая свое заявление.
— Здесь курить нельзя! — сурово предупредили его.
— Я и не думал курить, - ответил Пауль и поднялся, думая, что теперь начнется разговор.
— Да подождите же!
Пауль снова сел. Было ясно, что эта рысь все время следит за ним уголком глаз, потому что, едва только Пауль взял газету и, подняв ногу на ногу, собрался читать, как у главного редактора появились признаки беспокойства : как посмел кто-то почувствовать себя непринужденно в его кабинете! Здесь следовало сидеть тихо, неподвижно и ждать, когда господин редактор сам соблаговолит начать разговор.
Наконец страница была дописана. Главный редактор снял очки, и его юпитеровский взгляд из-под нахмуренных бровей коснулся бедного смертного.
— Ну?
— Вы пожелали меня видёть?
— Пожелал видеть?! Нет, я приказал позвать вас! В корректор Риухкранд?
— Да.
— Вы читали корректуру моей передовой!
— Читал. А что?
— А что, а что ? — передразнил главный редактор, и лицо его побагровело, в глазах промелькнул гнев, а голос поднялся на несколько тонов. Сам он также поднялся. — Где были ваши глаза? Где были ваши мозги? Теперь каждый оборванец может насмехаться. А вы? Вы не видите! Вам оглоблей нужно указывать, где исправить ошибку! Вы думаете, вас приняли на работу, чтобы вы спали тут?
Чем больше свирепел главный редактор, тем спокойнее становился Пауль, будто вся эта брань и не относилась к нему. Когда наступила небольшая пауза, Пауль спросил с недоумением :
— Разрешите узнать: в чем, собственно, дело?
— Не стройте из себя дурака!
Главный редактор потерял власть над собой, он весь словно пенился. Он схватил со стола номер газеты и швырнул его Паулю.
— Хотите, чтобы я вас носом ткнул? — завизжал он.
В передовой несколько строк были отчеркнуты синим карандашом и отмечены двумя жирными восклицательными знаками, а одно слово было обведено красной чертой.
Пауль прочел:
«Кто не знает Аугуста Потермана? Интересы народа — его интересы. Он укажет народу путь к благосостоянию, укажет цепи, к которым ему следует стремиться».
Здесь, наверно, должно было стоять слово «цели».
Пауль невольно усмехнулся.
— Вы еще зубы скалите? Не понимаете, какую вы заварили кашу?
Главный редактор взял со стола пресс и снова поставил его на место. Стукнуть бы этого молодчика прессом!
— Вы нанесли удар не только мне, но и газете. Всему нашему новому правительству! Понимаете? Всему новому правительству! Мое имя запятнано...
Отчаяние звучало в его голосе, в котором послышались визгливые ноты.
— Куда мне деваться от этого позора? Сквозь землю готов провалиться перед читателями...
У Юриссона сделалось трагически-страдальческое лицо.
Он продолжал еще бушевать некоторое время, то возвышая голос, то снижая его до жалобного шепота. Бедный грешник должен был почувствовать, как велика его вина! Но вот он стоит здесь спокойный, безразличный, даже наглый, и от этого возмущение главного редактора снова закипало.
Наконец, излив весь свой гнев, он опустился на стул, усталым движением освобождая место на столе.
— Ну? — спросил он, покрасневшими глазами уставившись на Пауля.
— Да, я действительно должен сознаться, что не заметил этой опечатки. Впрочем, я вообще не узнал бы о ней, если бы вы мне не сказали. Может быть, и другие не заметят?
— Что? Ах, так, вы полагаете, что мою передовицу не прочтут? Мою передовицу? Ступайте, послушайте, весь город уже потешается, вся страна!
Пауль еще раз бросил взгляд на газету.
— По правде сказать, эта ошибка не так уж велика, — сказал он, — скажите, положив руку на сердце, разве фраза не бьет в цель?
Главный редактор поднялся во весь рост. Глаза его метнули молнию, карандаш полетел в угол, а рука грозно поднялась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139