— Я нашел несколько опечаток. Если б вы не отняли газету, обнаружил бы их еще больше.
Такой ответ рассердил комиссара, и он побагровел.
— Должен сказать вам, — объяснил Пауль, — что я долго работал в газете корректором и что у меня нюх на опечатки, как у собаки на зайца. Из-за одной опечатки я даже вылетел с работы. Разве такое не запоминается на всю жизнь?
Это объяснение не удовлетворило комиссара. Он всячески пытался выудить кое-что из Пауля, чтобы, ухватив ниточку, распутать весь клубок. Напрасный труд! Однако нельзя было допустить, чтоб у него под носом безнаказанно творились такие дела.
— Так вы, значит, не хотите ни в чем признаваться? Ладно, ладно, Вы еще пожалеете, уверяю вас, пожалеете. От нас ничто не укроется. Мы всех выведем на чистую воду. Или вы думаете, что нам только и остается, что признать себя банкротами? Наверно, этого-то вы и хотите?
— Наверно.
— Вот как, вот как!.. Можете идти! Запомните, нам еще не раз придется встретиться! А являться сюда вы будете ежедневно! Понятно? Ежедневно. Ступайте!
В коридоре Пауль встретил знакомого чиновника.
— Ну, что старик хотел от вас?
— Ничего особенного. Только теперь придется являться сюда ежедневно, не то вы соскучитесь.
— Не принимайте этого всерьез. Раз в неделю — куда больше! Я ведь могу отмечать, будто вы ходите каждый день. Ненужная формальность, но старик у нас отчаянный педант. — И он добавил почти шепотом: — Старик побаивается... Раньше не боялся, а теперь боится. Сегодня утром собрал нас в кабинете и сказал, что пока наше правительство еще держится, каждый из нас должен до конца выполнять свой долг. Но к чему он заговорил об этом?
— Чего же он боится?
— Не знаю. Сказал, что сейчас за коммунистами стоит большая сила, а наше правительство, дескать, всеми покинуто, словно лодка в бурном море...
— А вы что думаете об этом?
Чиновник пожал плечами.
— Где уж таким, как мы, думать? Но в воздухе чем-то запахло. Впрочем, вам ведь лучше знать, а?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Тайные вдохновители Прибалтийского военного союза всячески стремились укрепить сотрудничество трех государств и связи между ними. Они пропагандировали, поощряли и расширяли это сотрудничество, как могли, чтобы создать впечатление, будто все более широкие массы поддерживают их замыслы.
В последние полгода с особым усердием созывались всевозможные конференции, совещания и съезды. Военные руководители наносили друг другу визиты вежливости чаще, чем когда-либо раньше.
В целях массовой демонстрации взаимной дружбы было решено провести в середине июня небывалое по размаху мероприятие — Прибалтийскую неделю, в ходе которой предполагалось организовать ряд совещаний по самым разным отраслям.
Как-то летним утром поезд привез в столицу Эстонии гостей из Латвии и Литвы.
С этим поездом прибыл и Пийбер, получивший приглашение принять участие в Прибалтийской неделе. Он принадлежал к числу тех наивных людей, которые не понимали скрытого смысла всей этой затеи. Он спешил на открытие недели с верой в благородство ее целей.
Еще в вагоне он познакомился с латышскими и литовскими журналистами. Глядя в окно вагона, он знакомил их с природой своей страны, а при въезде в Таллин — с достопримечательностями столицы. Смотрите, вон там — Тоомпеа, вот Длинный Герман, собор Олевисте, ратуша, а там, за ними, синеет море...
Поезд быстро обогнул город и с медлительной важностью подошел к вокзалу, украшенному венками и разноцветными флагами;
Грянул оркестр, и трубы весело засверкали на солнце. Девушки в национальных костюмах приветствовали прибывших гостей, протягивая им букеты цветов. Грудь Пийбера также украсилась ландышами. Разговаривали вперемежку на нескольких языках, даже на эсперанто.
Обо всем позаботились: о гостиницах, об экскурсиях,- завтраках и обедах. Состоялось торжественное собрание, за которым должны были последовать разные частные совещания. В шесть часов в белохМ зале «Эстонии» был устроен обед для избранных.
Вокруг длинного стола, на котором, точно паруса на регате, выстроились ряды салфеток, суетились кельнеры. Метрдотель окинул стол последним испытующим взглядом, кое-где передвинул стулья, кое-где переставил бокалы и переложил вилки. Так, все готово.
В соседнем зале люди стояли в ожидании, курили и болтали. Одной из последних появилась чета Китсов. Виллему долго пришлось искать в гостинице зеркало, в котором Белла могла бы обозреть свое вечернее платье. Это было белое, до полу платье с длинными рукавами, с вышивкой того же цвета, широкой полосой, опоясывавшей грудь и бедра. Пропущенные сквозь вышивку ленты кофейного цвета обозначали самые деликатные места женского тела.
Среди гостей было мало дам, и по наружности никто не мог соперничать с Беллой. Большинство мужчин были в летних костюмах. Виллема в его смокинге едва не приняли за кельнера.
— Это скорее скромная вечеринка, чем торжественный банкет, - разочарованно сказала Белла. — Ну что ж, можно помириться и на этом, лишь бы удалось встретить интересных людей и завязать полезные знакомства...
— Смотри, и Пийбер здесь! - негодуя, дернула Белла Виллема за рукав. — Он-то почему приглашен?
— Знает литовский язык, наверно, поэтому, — ответил Биллем.
— Мог бы хоть брюки отутюжить, — заметила Белла. Вообще ей все это общество показалось несколько мужицким. Белла ожидала большей элегантности.
Настроение ее смягчилось лишь за столом, где ее усадили между двумя интересными мужчинами. Один из них был крупным чиновником министерства иностранных дел, и через него Белла надеялась познакомиться с самим министром, а другой — каким-то латышским ученым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139