— Если я не желаю ограничивать свободу дочери, то, по-твоему, мне до нее нет дела. Может, не откажешься вспомнить, как мы поступали сами, когда были еще молоды... Позволяли мы кому-нибудь вмешиваться в наши дела? Так ли уж я считался с мнением родителей?
Профессор коснулся чувствительного места. В свое время родители Роберта Кянда, зажиточные хуторяне, были против женитьбы высокоученого сына на дочери швеи, не считая ее достойной партией.
— Я всегда твердила тебе, что ты сделал ошибку, когда женился на мне, — с видом страдалицы, который должен был тронуть мужа, ответила профессорша. — Но что ты скажешь, — продолжала она, — если парень только соблазнит Рут и потом бросит? Пауль ведь очень смахивает на соблазнителя, такие нравятся девушкам, и те к ним так и льнут.
— Оставь, — махнул рукой профессор, — это дело самой Рут, а не наше.
Правду сказать, он этого не думал, — да что ответишь жене, которая считает, что тебе и дела нет до дочери?
Но профессорша была уверена, что девчонка уже попалась в сети. Она так увлечена этим парнем.
— Увлечена? А я думаю, что тут скорее дружба...
— Где там дружба? Разве ты не помнишь, каким живым, веселым был раньше этот парень? Да и наша Рут тоже. А теперь оба стали такими серьезными, все о чем-то рассуждают.
— Тебя не поймешь, — ответил Роберт. — Сперва тебе он казался слишком легкомысленным, а теперь — слишком серьезным.
— Я не серьезности боюсь, а того, что парню приглянулась другая... Что Рут ему уже надоела. Бедная девочка!
Да, в отношениях Рут и Пауля что-то изменилось, это и профессор заметил. Беспечная веселость исчезла, разговаривали они теперь больше о серьезном, часто читали друг другу вслух...
— Что это за книжка в синей обложке, которую ты все читаешь и носишь с собой? - как-то спросил профессор у дочери.
— «Враги» Горького.
— Пьеса?
— Да.
— Изучаете вы ее, что ли? Думаете поставить?
— Думаем. Не знаю только, выйдет ли.
— И где же?
— В Рабочем культурно-просветительном обществе. Осенью там начнет работать драматический кружок.
Это поразило профессора своей неожиданностью.
— В Рабочем культурно-просветительном обществе, говоришь ты?
— Да. А что?
— Ничего. Но ты как будто не работница?
— А почему интеллигентка не может общаться с рабочими? — удивленно спросила Рут.
— Конечно, конечно, — пробормотал профессор и задумался.
Сомнения не было: Рут была вовлечена в опасные дела. Этот Риухкранд вовсе не донжуан, как опасается Линда. Он представляет собой нечто более опасное. Да, яблоко от яблони недалеко падает... Не следует ли предупредить Рут? Но нет, нет! Это ничему не поможет, к тому же дочь сочтет его консерватором, отсталым человеком...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Заседание совета Торгового банка было на этот раз столь оживленным, что никому ни разу не пришлось зевнуть. Оживление это вызвано было не только массовым изъятием сбережений вкладчиками и ограничением кредита предприятиям из-за вспыхнувшей на Западе войны, но и нападками пайщиков на одного из членов правления.
Можно было бы и впредь продолжать замалчивать это дело, но оно уже попало в печать: какой-то обанкротившийся и в связи с этим ожесточившийся член акционерного общества «Мемфис» опубликовал в газете статью о махинациях некоего финансиста А. П., в котором нетрудно было узнать Аугуста Потермана.
Дело в том, что директор фабрики «Мемфис» Сяга за более или менее длительный срок успел прикарманить из средств общества триста тысяч крон. Его присудили к двум годам тюрьмы и к возмещению похищенной суммы. Денежный туз сумел вовремя скрыть все свое состояние. Хутор он записал на жену, дома фиктивно разделил между родственниками, вклад в Торговом банке в размере двухсот тысяч крон перевел на счет своего приятеля Потермана, который был тогда председателем правления акционерного общества «Мемфис». Именно Потерману, как председателю, полагалось востребовать для акционерного общества похищенную сумму. Потерман пригласил на должность юрисконсульта акционерного общества лучшего друга проворовавшегося директора Сяги, и когда акционеры подняли шум по этому поводу, он успокоил их, заверив, что этот юрисконсульт такой ловкач, что даже из нищего сумеет выжать последний грош. Слова Потермана подействовали, — ведь он был состоятельным человеком, бывшим министром экономики, директором страхового общества «Дома», председателем центрального правления Отечественного союза, членом Государственной думы, чего же вы хотите! Он утверждал, что Сяга от всего сердца сожалеет о своем проступке и горячо желает, чтоб акционеры не потерпели убытка, но, к сожалению, он ничего не может предпринять в их интересах, поскольку сидит в тюрьме. Затем Потерман написал начальнику центральной тюрьмы внушительное письмо, и Сяга был досрочно освобожден. Жаль только, что ему тотчас же пришлось выехать в неизвестном направлении, чтобы поправить свое здоровье. Но акционеры пренебрегли здоровьем прежнего директора и начали новый процесс. Всем отлично было известно, что Сяга укрывает свои капиталы в Торговом банке йод вывеской Потермана, чтобы избежать выплаты долгов. Целый год следователь по особо важным делам изучал это дело. Тем временем «Мемфис» обанкротился, и вся эта история стала достоянием гласности. Молчать больше нельзя было. Притом же всем было известно, что и в правление Торгового банка Потерман пролез при помощи этих двухсот тысяч крон.
Привалившись к спинке мягкого кресла, время от времени почесывая двойной подбородок и поглаживая щеку, Потерман с затаенной усмешкой выслушивал предъявляемые ему обвинения и упреки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139