Пауль рассеивал искаженные представления деревенских жителей, их опасения, ободрял их и внушал им веру в силу трудового народа, если он в городе и деревне пойдет рука об руку.
Пауль все живее ощущал, какими прочными узами сам он связан с народом и как он готов до последнего дыхания бороться за счастье народа.
С каждым днем громче и громче раздавались голоса, требовавшие окончательного уничтожения колючей проволоки, отделявшей эстонцев от русских, создания Советов, быстрого раздела огромных земельных массивов между безземельными и малоземельными.
На одном из собраний слово взяла пожилая женщина из поселка, которая сказала:
- Многие из нас помнят еще семнадцатый год. Уже тогда у нас были Советы трудящихся. Мой муж также был депутатом, но его застрелили и зарыли, точно околевшую
собаку. Палачи уже вдоволь натешились. Хватит. Продолжим теперь начатое с того самого места, где нас прервали...
Все захлопали, и Пауль почувствовал, будто слова эти исходят из собственного его сердца. «Именно так, продолжить прерванное! Никто не сможет теперь ни уничтожить, ни зарыть нас в землю!»
В выборах народ участвовал в невиданном количестве. Ни агитпунктов, ни брошюр, ни опытных агитаторов не было, и даже времени для подготовки выборов оставалось мало. И все же симпатии народа к кандидатам блока трудового народа, к этой новой смене, чье дружественное отношение к Советам было всем хорошо известно, были явны и единодушны. Ни один кандидат на предыдущих выборах в Государственную думу не пользовался такими симпатиями. Одержанная победа воодушевляла не только самих депутатов, завоевавших подобное доверие народа, но и избирателей, которые тотчас же организовали повсюду большие демонстрации.
Все еще находясь в деревне, Пауль имел возможность делиться восторгом победы только со своими новыми знакомыми. Где теперь Таммемяги и другие близкие товарищи? Где теперь... Рут?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Метсакуру был тихий уголок, где профессор Кянд мог спокойно отдыхать вдали от людского шума. Здесь он гулял, читал легкие, занимательные книги, а иногда ходил к реке удить рыбу. Частенько он приносил .Линде землянику, а то и связочку рыбок. Где-то далеко позади остались работа, зимние дела и заботы. Так, вдали от событий и людей, он надеялся набраться свежих сил, чтобы осенью опять приступить к работе.
Но, как назло, события развивались в это лето за пределами этой сельской идиллии прямо-таки с бурной энергией. Буря ломала ветки, срывала листья, до земли сгибала стволы, а профессор наблюдал эту картину издали, точно из-за двойных стекол окна. Удовлетворяло ли его положение наблюдателя? Нет! Он охотно ринулся бы в водоворот событий, чтобы сыграть свою роль в них, но какая-то сила приковывала его к месту. А эта скованность означала отставание. Кянд хорошо понимал это и мучился все больше и больше.
По ночам ему часто снилось, будто он спешит на поезд, а тот уходит из-под носа. Он торопится изо всех сил, но ноги не слушаются, дыхание прерывается.
— Что с тобой, Роберт? Что с тобой? — слыша сдавленный стон мужа, окликает его Линда с соседней кровати.
— Ах, дурной сон! - отвечает профессор, поворачиваясь на другой бок.
Но уже новый кошмар наваливается на него. Он вступает на длинный, бегущий вверх конвейер, на котором так хорошо подниматься. Но когда он бросает взгляд назад, голова у него начинает кружиться, он судорожно хватается за поручень, а конвейер движется вперед, он падает навзничь, ногами вперед, вниз головой, а шляпа отлетает еще дальше вниз...
Снова оба старых человека просыпаются.
— Это у тебя воспоминания о Луна-парке, больше ничего, — успокаивает жена.
Роберт подкладывает руки под голову, молчит некоторое время и спрашивает вдруг:
— Ты спишь?
— Нет.
— Скажи мне: как выносят покойников — головой вперед или ногами?
— Зачем тебе это? Прямо жуть наводишь.
— Просто так...
В эти дни профессору Кянду очень не. хватало Рут, которая своей молодой жизнерадостностью и бодростью вносила приятное оживление. Пийбер и остальные знакомые, которые обычно летом посещали Метсакуру, на этот раз вовсе забыли о нем.
Однажды Линда накрывала на стол, а профессор читал газету. Выглянув из-за газеты, он сказал:
— Знаешь новость? Пауль Риухкранд выставлен кандидатом в Государственную думу.
— Не говори глупостей!
— Подойди сюда, взгляни, даже портрет и биографию напечатали!
Линда положила на стол ножи и вилки и пошла взглянуть.
— Да, это он! Я всегда говорила, что этот парень далеко пойдет.
— Никогда не слыхал от тебя такого.
— Ну, значит, я так подумала. Рут, наверно, обрадуется, когда прочтет.
— Да, ее выбор оказался недурен.
— Если бы только этот парень был не такой красный...
— А что?
— Если Гитлер вдруг вторгнется сюда со своей войной?
— Ах, оставь! Куда теперь Гитлеру!..
За обедом разговор все время вертелся вокруг Рут, проскальзывало подчас и имя Пауля Риухкранда. И Линде и Роберту очень хотелось бы узнать, остались ли отношения
молодых людей прежними теперь, когда они так долго пробыли в разлуке, но оба избегали говорить об этом.
В середине июля долгожданная дочь наконец вернулась домой. Легкий румянец на загорелых щеках говорил о здоровье, но мать все же нашла.* что ее девочка похудела и ей теперь нужно больше есть, чтобы пополнеть. Отцу хотелось, чтобы дочка подольше пробыла с родителями и не умчалась опять куда-нибудь, но Рут быстро соскучилась: она не умела жить растительной жизнью, а Пауль все еще находился где-то далеко, в своем избирательном округе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139