ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Так, девочка моя, ты еще молода и неопытна, с годами поймешь.
— В чем это я неопытна? — наивно отбивалась Элица.
Нягол удержал невольно возникшую усмешку.
— Во времени, Эли. Оно снисходительно ко мне, но не к моим книгам. Если бы было наоборот — если бы оно пощадило их, а меня щадить перестало — тогда бы я призадумался.
— Ты скромничаешь, дядя,— рассудила Элица.— У тебя серьезные книги.
Нягол иронически хмурил брови:
— Это которые же, что-то я не припомню...
Элица стала перечислять заглавия. Нягол именно их
и ждал — самые читаемые и хвалимые. Он задумался. Бывали ли в его жизни моменты, мгновения хотя бы, самоупоения и языческой веры в себя? Бывали. Но только мгновения и только в молодости. Потом наступали часы размышлений и самопереоценки, они протекали мучительно. Оглядывая своих героев, он открывал столько важного в их поступках и жизни, того, что он упустил, а то и сознательно замолчал, следуя меркам времени, странно романтическим на фоне реальности. Да, он не вышел из этих мерок, и ему делалось все яснее, что молодое общество не может не быть ревнивым по отношению к своим ошибкам и недугам, в своем стремлении самоутвердиться оно старается их замалчивать, скрывать и даже эстетизировать. История, думал он, как отошедшая в прошлое жизнь, как нравы, переполнена природным материалом, но по неписаным законам мы чаще всего предпочитаем события человеку и последствия побуждениям, охваченные необъяснимой боязнью проникнуть глубже в самих себя. Точно этим грешу и я: в моих книгах, как в рецептах недоученного сельского лекаря, диагнозы не поставлены...
— Серьезные книги, говоришь? — начал Нягол.— Хорошо, Эли, допустим. Но ты подумай, что почувствует, что узнает из них подготовленный читатель лет, скажем, этак через сто? Откроет он пожелтевшие страницы, примется читать, прочитает даже, а потом только в затылке почешет: о нашем времени, с его глубокими, глухо пробивающимися конфликтами, вышли уже тома документов, воспоминаний, разборов. А я чем занимался в это время? Описывал эпидерму, массажи, мази...— Нягол помолчал.— Так большими писателями не становятся, девочка.
Они шагали, внезапно погрузившись в одиночество. Элица все еще слышала голос дяди, глубокий и странно спокойный: так мог рассуждать только человек убежденный. Худо было то, что в его словах она чувствовала какую-то подспудную правду, о которой раньше никогда не задумывалась. Она и впрямь считала дядю зрелым писателем и в эти неловкие минуты спрашивала себя: насколько ошибаюсь я и насколько — он? И не подводят ли меня чувства точно так же, как его — беспощадный ум?
— Дядя,— откликнулась она,— я знаю, что ты взыскателен. Но даже если есть правда в том, что ты говоришь, хотя я не уверена, ты же ведь это осознаешь. Значит...
— Значит, сажусь и пишу нашего Дон Кихота и Санчо Пансу или же набрасываю нового Гамлета, так, что ли?
— Я не про то, дядя.
— А я про то, племенница.— Нягол вздохнул.— Смешно, разумеется, но ведь все это написано блестяще, и в какие времена!.. Впрочем, я иногда подумываю, что наш Санчо одновременно и Дон Кихот: сам себе господин и слуга. Вселенский ротозей и домашний философ, всегда готовый посмеяться сперва над миром, а потом над собой.— Нягол поглядел на племянницу.— Это качество не перестает меня изумлять, хотя сам я его лишен.
Элица сморщила лоб:
— Но ты так здорово про него сказал, будто увидел, ты же готов его описать, дядя!
— В непринужденной беседе — да, Эли. А на белом листе все по-другому выходит.— Нягол последние слона словно отчеканил и плотно сжал губы — знак, что ему больше не хочется говорить. Оба незаметно ускорили шаг.
Углядевши их из садочка, хозяева, похожие на узловатые корневища, засуетились.
— Чегой-то вы крадешком пожаловали,— забранилась Иванка,— вы бы хоть телеграмму пустили, как у больших-то людей водится!
— Ну, пошла спектакля,— добродушно заметил Малё.— Добро пожаловать!
Пока рассаживались вокруг стола перед домом, Иванка раз пять туда входила и выходила — то с одними мисками в руке, то с другими, еще более пестрыми.
— Ну садитесь, мужики с одной стороны, а мы, бабский пол, напротив. Элица, ты, значит, с дядей осталась, вот и ладно... Так-то, проводили мы Петко на вечный покой, а жизнь своим чередом идет — жизнь она вроде чешмы, Нягол, журчит изнутри вода, бьется, стеку ищет, а куды и стекать-то ей, кроме как в землицу обратно? Малё, ты бы хоть закусочки-то подрезал!
Малё и без того уже нарезал сухую колбасу наденицу.
— Рад, что нахожу вас в добром здоровье,— произнес Нягол.— Так и держитесь.
— У драного репья только корень и остается,— тут же пояснила Иванка, продолжая размещать тарелки.— Листья опали, стебель усох, а корень знай себе разбухает, да еще и бороду отпустил. Наша теперь, Нягол, очередь подошла, после Петко.
— Эта очередь никого не минует,— ответил Нягол.— Скажите лучше, чего у вас новенького.
— У нас, Нягол, и новое-то все поветшало. Ага, есть и новенькое — народец тут у нас виллы подымай зачал.
— Неужто виллы?
— Как обдосужится человек,— Иванка понизила голос,— тут же пустошничать принимается. Нечего делать молодым — домов понастроили, обставили их, машин понакупали, теперь вот виллы пошли. Триста шагов от дома, а туда же — вилла.
— Ну, будем здоровы! — отозвался Малё. Огненно-крепкая виноградная водка опалила непривыкшую Элицу, и она закашлялась.
— Молодые, Нягол, во многих местах доят — общее, частное, плитку тебе поправят, бойлер поставят, техническая нация, как же,— вот оно отовсюду и каплет. В городе зарплаты да высокие пенсии, тут курорты да частники, а на поле только мы, пенсионеры, и остались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130

ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ    

Рубрики

Рубрики