Де Карло был единственным человеком, который,
возможно, понял бы ее и поверил всей этой страшной правде. Старая
женщина оглянулась. В комнату пробивались первые лучи рассвета.
Мэри Ламонт дотянулась до телефонной трубки и вызвала такси.

***

Машина мчалась на восток. Возвращаясь в памяти к своему детству, Мэри
Ламонт размышляла, простит ли ее де Карло. А вдруг он решит, что ее
раскаяние - это всего лишь отчаянная попытка застраховать себя от
вечного адского огня. Старуха сжала под шалью письмо и почувствовала,
как по щекам опять заструились слезы. Она молча оплакивала себя, свою
попусту растраченную, проклятую жизнь и того младенца, которого убила.

Мэри Ламонт раскаивалась в том, что помогла когда-то появлению на свет
ублюдка...
- Приехали, - прервал ее мысли водитель. Старуха с трудом вернулась к
действительности и тупо уставилась из окна на какую-то контору. Заметив

почтовый ящик, она облегченно вздохнула.
- Я опущу, опущу, - с готовностью предложил шофер, но старуха уже
выбиралась на костылях из такси.
- Ну сама, так сама, - согласился таксист, терпеливо ожидая ее.
- Вот теперь все отлично, - сообщила старуха, возвратившись в машину.
- Второй поворот налево, пожалуйста.
Церковь все еще возвышалась на прежнем месте. Хотя от нее уже
оставались одни руины: полуразрушенные стены с покосившейся табличкой

"Церковь Святого Луки". Храм, где когда-то крестили Мэри Ламонт, а еще
раньше ее отца и деда.
Кое-как выбравшись из такси, старуха несколько минут постояла на
тротуаре, который вибрировал под многочисленными отбойными молотками.
На
одной из церковных стен висела табличка "На снос".
- Неужели на этой земле не останется ничего святого? - еле слышно
прошептала старуха, с трудом пробираясь к главному входу. Кости ее
разламывались. Мэри Ламонт вдруг резко обернулась. Таксист захлопнул

автомобильную дверцу и теперь сидел, прикрыв глаза и, очевидно, решив
подремать до ее прихода.
Старуха с трудом ковыляла по тропинке. Массивные дубовые ворота
куда-то исчезли. Мэри Ламонт вошла внутрь и подняла голову, разглядывая

обвалившийся во многих местах потолок. Она зажала уши, пытаясь
избавиться от оглушительного грохота отбойных молотков. Но теперь нога
ми
она еще более отчетливо ощутила их вибрацию. Скамеек не было и в помине,
сохранились лишь алтарь и кафедра. Старуха медленно ступала, пряча глаза

от всепроникающей пыли. Часто моргая, она добрела до постамента рядом с

кафедрой и подняла глаза на большую каменную статую, которую помнила еще

с детских лет. Мэри Ламонт застыла, вглядываясь в лицо Христа.
От статуи так и веяло спокойствием. Взгляд Христа, казалось, был
устремлен на воображаемую паству, руки Спаситель скрестил в молитве на

груди.
Старуха склонилась перед фигурой и начала бормотать молитву, слова
которой едва помнила. Внезапно память прояснилась, и она запела псалом.

Ее пение словно подхватили отбойные молотки, с новой силой вгрызающиеся

в церковное чрево.
Статуя покачнулась, лик Христа чуть не заволокло клубами пыли,
поднявшимися с каменных плит. Старуха еле поднялась с колен и коснулась

своей шеи. Знак - три крохотные шестерки - исчез.
Мэри Ламонт зарыдала. Но это уже были слезы счастья.
- Я прощена, - прошептала она.
Стена позади нее задрожала, и статуя зашаталась на постаменте.
Старуха распрямилась и простерла руки к фигуре Христа:
- Прими меня, Господи, в Царство Твое. Последнее, что она увидела,
было лицо статьи, обрушившейся на нее. Подбородок изваяния расколол
череп Мэри Ламонт, а каменные персты пронзили ее изможденную грудь.
Старуха успела крикнуть, вложив в этот предсмертный вопль всю
самозабвенную радость.
Спустя несколько минут рабочий нашел ее. Ему почудилось, будто он
слышал чей-то крик, тогда он взобрался на стену и разглядел оттуда
погребенную под статуей старушку, как в прощальном любовном порыве
обвившую руками и ногами каменную фигуру Христа. Одна нога старушки еще

подергивалась в предсмертных судорогах, из глаз струилась кровь, и этими

кровавыми очами она через каменное плечо Христа взирала на
остолбеневшего рабочего. И тут ему, уже теряющему сознание, вдруг
показалась, что старушка улыбается.

Глава 4

В одном из номеров римского отеля раздался телефонный звонок. Филипп
Бреннан, зевая, отстранился от жены, потянулся к телефонной трубке и
снял ее. Звонил его секретарь.
- За ночь что-то изменилось в повестке? - спросил у него Бреннан. -
О'кей, пришлите депешу с утренним кофе, а я через полчаса спущусь.
Бреннан положил трубку и выскользнул из постели. Маргарет даже не
пошевелилась. Эта ночь вымотала их: за последнее время любовь
превратилась для супругов просто в грубый, необузданный секс. Маргарет

это все более и более нравилось, да и его, пожалуй, возбуждало не
меньше, однако иногда все-таки хотелось нормальной человеческой теплот
ы
и нежности. Под душем Филипп сморщился от боли, когда струя воды
коснулась царапины на спине. Намыливая губку, он вдруг заметил следы
укусов на своей груди. Супруги, конечно, мечтали, что все в Риме будет
романтично, однако эта сторона их отношений обернулась просто какой-то

ненасытной страстью Маргарет.
Когда Бреннан оделся, пакет с документами уже ожидал его. Филипп
медленно потягивал кофе и пробегал глазами последние сообщения развед
ки
из Тель-Авива о передвижениях войск на Голанских высотах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248